В отблесках первых языков пламени узкое, с резкими чертами лицо Хвата казалось особенно опасным и хищным. Эдди приподнялся на локте и приложил палец к губам. Капитан никогда не рассказывал о своем прошлом, и теперь, несмотря на то, что команду заботили вещи поважнее воспоминаний, все трое молча придвинулись и приготовились слушать.
– Тот еще парень был этот Ржавый, – прищурившись, процедил Хват. – Для него завалить человека было легче, чем помочиться. И парней он не ценил, не берег людишек. Вот и кончил плохо.
– Слышь, Хват, говорят, что… – Полчерепа осторожно посмотрел на капитана. – В общем, это…
– Ну, – усмехнулся Хват, – договаривай. Что, опасаешься? Можешь не бояться, мы не в том положении, чтобы держать языки на привязи. Нам много о чем предстоит друг другу рассказать, парни, и не особо стесняться, если хотим выжить. Ладно, Эрика сделал я, ты ведь об этом собирался спросить? Он к тому времени всех достал, и ребята давно примеривались, только духу ни у кого не хватило. Вот я его и сделал. Ножом в спину, если это тебя интересует. Исподтишка, под левую лопатку, он лишь раз дернулся и враз отошел. А знаете, почему?
– Что «почему»? Почему в спину или почему именно ты? – подал голос Лекарь.
– И то, и другое.
– Почему же?
– Я с детства знал, что люди бывают трех сортов. Бывают главари, и бывает стадо. А между ними – так, неопределившиеся – прослойка. Большинство – это стадо, овцы, их доят, стригут и режут. Стадо лишь думает, что сообща решает что-то, но это только иллюзия, а на самом деле за него все уже решено главарями. Но таких очень мало, тех, за кого никто не решает, тех, кто решает за себя и за других. И для того, чтобы стать главарем, надо сделать две вещи: покинуть стадо и пробиться, протолкаться через прослойку. И тогда, если ты справишься с этим, то наверняка окажешься один на один с другим главарем, тем, кто проделал те же самые вещи до тебя. И тут или ты его, и при этом все средства хороши. Или он тебя, а у него в загашнике средств поболее твоего, тех самых поганых, подлых навыков и приемов, которые и сделали его главарем.
– Ты хочешь сказать… – Лекарь ошеломленно глядел на Хвата. – Ты что же, хочешь сказать?..
– Я уже сказал. Надо быть главарем, понятно? И тогда ты будешь решать за своих овец. Вот мы сейчас в глубокой заднице, мы потеряли стада. И если не найдем их вновь, то нам конец, мы все здесь подохнем. Но будьте уверены, я сделаю все для того, чтобы этого не случилось. Мы будем идти, пока не найдем, где пасутся овцы. И тогда снова станем главарями. Всем понятно?
– Понятно, – насмешливо протянул Старый Эдди. – Только я ведь не дойду, Хват. И придется вам искать свои стада без меня.
– Ты дойдешь. Пол понесет тебя, пока при силах.
– Да? Еще пара дней без жратвы, и нести надо будет самого Пола. Что тогда?
– Тогда и будем об этом думать. А пока что – выкладывайте, что у кого есть. Сейчас каждая булавка на счету и может решить, жить нам здесь или подыхать.
Осмотр личного имущества оптимизма команде не прибавил. Старомодный револьвер Эдди оружием мог считаться лишь условно. У остальных огнестрельного вовсе не оказалось.
– Скальпель есть, – смущенно признался Лекарь. – Ну, и слабительное в аптечке, вот и весь мой арсенал.
– Ничего, – подвел итог Хват. – У нас пока что есть мы. Я не променял бы Пола и на сотню стрелялок. Все, парни, спать. Первым дежурю я. Эдди, ты следующий, я разбужу тебя через три часа. Хотя кто знает, сколько длится местная ночь. Хорошо, воя не слыхать: похоже, зверушек в лесу не так много, как могло оказаться.
Будить Эдди Хвату не пришлось. Не прошло и получаса с начала ночного дежурства, как на горло капитану упала веревочная петля. В следующий момент веревку рванули, петля затянулась, и Хвата поволокло по земле.
– Подъем! – сумел выкрикнуть он, но исполнить команду остальные не успели. Минутой позже всех четверых уже усадили на землю спинами к угасающему костру, с веревочными петлями на шеях и намертво связанными руками.
– Тебе не кажется, капитан, что овцы сами нас нашли? – язвительно осведомился Старый Эдди.