Жан-Жак Руссо

5 декабря Дидро приехал сам, и Жан-Жак рассказал ему об интригах мадам д’Эпине. Он рассказал и о своей несчастной страсти, по-прежнему веря, что мадам д’Удето о ней ничего не знала. В «Исповеди» их встреча преподнесена как мирная и дружеская. Напротив, в автобиографическом романе мадам д’Эпине под названием «История мадам де Монбриан» говорится, что Дидро якобы в тот же вечер написал Гримму: «Этот человек — одержимый… Этот человек вторгается помехой в мою работу. Он будоражит меня, и я чувствую его рядом с собой как какое-то проклятие. Он и есть проклятие — это точно». Это письмо — фальшивка, но та их встреча не была, конечно, такой мирной, как о ней рассказано в «Исповеди».

Неопределенность не могла продолжаться бесконечно. 7 или 8 декабря до Руссо дошла записка от мадам д’Эпине, поразившая его как гром: «Поскольку Вы хотели покинуть Эрмитаж и даже должны это сделать, я удивлена тем, что Ваши друзья Вас удерживают. Что касается меня, то я никогда не советуюсь со своими друзьями по поводу моих обязанностей, и ничего более не могу добавить по поводу Ваших». На сей раз всё было кончено. Потрясенный Жан-Жак снял в Монморанси домик Пети-Мон-Луи, купил немного мебели и необходимые вещи и отослал старушку Левассер к внучке в Париж. 15 декабря был сильный снегопад, но изгнанник пренебрег непогодой: стол, стулья, матрацы и посуда были навалены в телегу, а Руссо вместе с Терезой пошли за ней пешком. Налаженная жизнь рушилась, но 17-го числа он нашел в себе силы с достоинством написать мадам д’Эпине, а также и мадам д’Удето: «Наконец я свободен». В письме к последней он добавил длиннейшее и раздраженное поучение о дружбе и ее обязанностях.

Осажденный со всех сторон, Руссо и сам становился невыносимым. Софи обвиняла его в «беспокойствах и оскорбительных упреках», но уверяла в своей привязанности к нему. Всё тщетно. Он цеплялся за Софи, понимая, что она удаляется от него, как и все прочие. С горечью предлагал он порвать отныне всякие связи с «госпожой графиней». Она согласилась «без грусти и обиды», но затем, почувствовав некоторые угрызения совести, пошла на попятный, приведя несколько сомнительных доводов. Так, ее муж, который недолюбливает философов, должен вскоре вернуться, и потому она не сможет более получать письма от самого Жан-Жака, но она обещает получать о нем сведения каждые 15 дней. Вот такая расчисленная по датам дружба! Он, со своей стороны, благодарил, гневался, извинялся, обещал быть благоразумным — и начинал всё сначала.

От Дидро пока не было никаких известий. В то время энциклопедисты терпели яростные нападки от своих противников. После покушения на Людовика XV в Дамьене 5 января 1757 года был издан эдикт, грозивший смертью авторам сочинений, «подрывавших устои», и партия святош жаждала крови философов. Д’Аламбер самоустранился или по крайней мере собирался это сделать; Дюкло и Мармонтель отказывались от сотрудничества. Вольтер уговаривал Дидро «покинуть корабль», поскольку кораблекрушение было неизбежно, но тот держался стойко. Палиссо уничтожил своего «Внебрачного сына» из «Маленьких писем о великих философах»}

Фрерон обвинил его в плагиате; были пущены в ход две «Заметки о Какуаках» — так называемых «злых» литераторах, которых обвиняли в извращении морали и покушении на безопасность государства[27]

. Руссо написал своему другу, убеждая его отказаться от опуса, но Дидро, заваленный работой, не ответил.

Когда Делейр объяснил Жан-Жаку, что Дидро просто не знает, куда деваться, он сделал последнюю попытку связаться с ним, написав ему 2 марта 1758 года. Но разве тот сам в свое время не прислушивался к клевете и не считал Руссо «злым»? Как всегда, Руссо говорил только о себе. Дидро опять промолчал.

Отъезд Руссо из Эрмитажа наделал шума. Софи действительно писала ему каждые 15 дней, как обещала, но только то, что «нужно было» писать: что она хранит дружеские чувства к нему и надеется, что он чувствует себя хорошо. Сен-Ламбер к тому времени уже вернулся, и ей не терпелось отмежеваться от человека, который едва не разрушил ее жизнь. 23 марта, получив от нее после долгого молчания несколько поспешных и банальных строчек, Руссо ответил грустным ворчанием: «Я очень рад, что Вы еще помните обо мне…» На следующий день она пожаловалась в письме, что он никогда не бывает доволен, но она всё же остается его другом. 25 марта в последний раз он попытался поспорить с ней, даже выдвинуть какой-то ультиматум. Напрасные усилия: она его уже не слышала, думая только о том, как бы избежать скандала. В тот же день Жан-Жак признался Якобу Верну: «Я испытываю голод только по другу».

Руссо был удручен болезнью и думал, что конец его близок. 8 марта 1758 года он составил завещание, которым отписывал в собственность Терезе, своей «служанке», всю мебель и оставлял 1950 ливров в счет ее жалованья за 13 лет службы.