Желание

– Пробовал все, но безуспешно. В то время я еще не знал, что снимать надо было с треноги и отрегулировать ISO, но даже в этом случае изображения не вышли бы как следует. Наверное, все дело в том, что лодки находятся слишком далеко от берега, вдобавок движутся.

Что все это значит, я не поняла.

– Как-то все сложно.

– И да, и нет. Как в любой учебе, тут требуется время и практика. И даже когда мне кажется, что я точно знаю, что нужно для хорошего снимка, все равно замечаю, что постоянно меняю диафрагму. Когда снимаю на черно-белую пленку – обычно именно на нее, – в фотолаборатории мне приходится следить за таймером, чтобы не передержать снимки. Зато теперь, когда есть «Фотошоп», во время обработки можно сделать гораздо больше, чем раньше.

– У тебя есть своя фотолаборатория?

– Папа оборудовал ее для мамы, но и я пользуюсь ею.

– Ты, наверное, мастер.

– Это моя мама мастер, а не я. Когда у меня возникают проблемы с печатью, помогает или она, или Ричард. А иногда они оба.

– Ричард?

– Я имею в виду – с «Фотошопом». Ричард интуитивно понимает все, что связано с компьютерами, так что если проблема в «Фотошопе», он помогает разобраться в ней. Порой это раздражает.

Я улыбнулась.

– Фотографировать тебя учила мама, я правильно понимаю?

– Да, она. За годы она сделала несколько потрясающих снимков.

– Хотела бы я их увидеть. И фотолабораторию тоже.

– Буду рад показать их тебе.

– А как твоя мама занялась фотографией?

– Просто однажды, когда училась в старших классах, взяла фотоаппарат, сделала несколько снимков и увлеклась. После того, как я родился, родители не захотели отдавать меня в детский сад, поэтому мама по выходным начала работать внештатно у местного фотографа, а папа оставался со мной. А когда мы переехали, она нашла работу ассистентом у другого фотографа, и так продолжалось, пока не родились близнецы. К тому времени я уже был у нее на домашнем обучении, вдобавок она заботилась о близнецах, поэтому фотография превратилась скорее в хобби. Но мама все равно выходит с фотоаппаратом при каждом удобном случае.

Я задумалась о собственных родителях, пытаясь понять, есть ли у них увлечения, но не смогла припомнить ничего, чем бы они занимались помимо работы, семейных дел и посещения церкви. Мама не играла ни в теннис, ни в бридж, ни еще во что-нибудь; папа никогда не играл в покер или во что там играют взрослые мужчины, собираясь вместе. Оба они работали; он следил за порядком во дворе и в гараже, выносил мусор, а она готовила, стирала и убирала в доме. Если не считать выходов на ужин по пятницам, раз в две недели, мои родители были преимущественно домоседами. И этим, вероятно, объяснялось, почему и у меня не было увлечений. С другой стороны, играла же Морган на скрипке, так что я, наверное, просто искала себе оправдания.

– А во время учебы в Вест-Пойнте ты тоже будешь фотографировать?

– Вряд ли мне хватит времени. Там довольно жесткий распорядок.

– Чем ты хочешь заниматься в армии?

– Пока не знаю, может, разведкой, как папа. С другой стороны, я все думаю, каково было бы пойти в спецназ и стать «зеленым беретом» или пройти отбор в «Дельту».

– Как Рэмбо? – спросила я, имея в виду персонажа Сильвестра Сталлоне.

– Точно, но если повезет, не заработать ПТСР[12]. И мы опять разговорились обо мне. А я хотел бы услышать о тебе.

– Обо мне почти нечего рассказывать.

– Каково это было – переехать в Окракоук?

Я помедлила, не зная, хочется ли мне говорить об этом и насколько откровенной мне позволительно быть, но это замешательство длилось всего несколько секунд и вскоре сменилось вопросом: почему бы и нет? И слова полились из меня потоком. Рассказывать про Дж. я не стала – да и что было о нем говорить, кроме того, что я сглупила? – но начала с того, как мама застала меня над унитазом, и продолжала обо всем, что было дальше, вплоть до того момента, как Брайс согласился побыть моим репетитором. Я думала, будет труднее, но он почти не прерывал меня и не мешал самой строить рассказ.

К тому времени, как я закончила, парому осталось плыть всего полчаса, и я уже мысленно порадовалась, что так тепло закуталась. Мы поспешили греться в фургон, где Брайс достал термос и налил нам по кружке горячего шоколада. Его родители негромко беседовали, сидя впереди, мы ненадолго отвлекли их сообщением о том, что вернулись, и они снова заговорили о своем.

Мы потягивали мелкими глоточками горячий шоколад, и мое замерзшее лицо постепенно приобретало привычный оттенок. Говорили мы без умолку – на обычные подростковые темы: о любимых фильмах и телепередачах, о музыке, о том, какая пицца нам больше нравится (на тонком тесте с двойным сыром – мне, с сосисками и пеперони – ему), и обо всем, что только приходило в голову. Роберт и Ричард забрались в машину, только когда отец Брайса завел двигатель и паром уже причалил к пристани.