— Что я нравлюсь ему такой, какая есть. Так что, как видишь, он предупрежден. Только, кажется, опасается, что я передумаю, потому хочет жениться как можно скорее. Не знаю, соглашаться ли… Ты его почти не видела, Молли, но вечером он придет, и я не прощу тебя, если не сочтешь его очаровательным. Мне кажется, я полюбила его уже тогда, несколько месяцев назад, когда он впервые сделал предложение, только не захотела в это верить. Временами я чувствовала себя по-настоящему несчастной, даже думала, что надо заковать сердце железными обручами, чтобы не разбилось. Помнишь немецкую легенду о Преданном Джоне? После долгих испытаний и мучений его господин, наконец получил корону, богатство и даму сердца. А когда молодожены ехали из церкви в запряженной шестеркой карете с Преданным Джоном на запятках, послышались три громких щелчка: это разрушились железные обручи, скреплявшие его сердце во время несчастий господина [53]
.Вечером пришел мистер Хендерсон. Внешне джентльмен был весьма привлекателен, не самоуверен, благороден, но без глупого лоска. Говорил свободно и легко, ни разу не произнес ничего неуместного. Безукоризненно одетый, не пытался привлечь внимание к своему туалету. Впечатление производил весьма благоприятное, хотя обладал скорее легкомысленным остроумием, чем умом. Однако Молли чего-то не хватило, и она не могла решить, понравился он ей или нет. В глубине души она сочла джентльмена банальным, но, разумеется, счастливой Синтии об этом не сказала. Миссис Гибсон тоже пребывала на седьмом небе: говорила мало, однако все ею сказанное выражало высшие чувства безупречным языком. Мистер Гибсон оставался дома недолго и постоянно сверлил ничего не подозревавшего мистера Хендерсона пронзительным взглядом. Гость же вел себя именно так, как от него и ожидали: уважительно — по отношению к мистеру Гибсону; почтительно — с миссис Гибсон; любезно — с Молли и преданно — с Синтией.
На следующий день, застав дочь одну, мистер Гибсон поинтересовался:
— Итак, что скажешь о будущем родственнике?
— Даже не знаю. Думаю, очень хорош в деталях, но скучен в целом.
— А по мне так он безупречен, — заметил мистер Гибсон, чем несказанно удивил Молли, но уже мгновение спустя она почувствовала иронию, а он продолжил: — Не удивляюсь, что Синтия предпочла его мистеру Роджеру Хемли: такие духи! Такие перчатки! А волосы! А шейный платок!
— Папа, ты несправедлив: не совсем же он пустышка, есть и какие-то чувства. К тому же он очень красив и вроде бы ее любит.
— И Роджер тоже. И все же, должен признаться, я рад возможности выдать Синтию замуж. Эта девушка всегда будет затевать новые романы и проскальзывать у мужчин между пальцами, если тот не станет смотреть в оба. Так я сказал Роджеру.
— Значит, ты уже видел его, после того как он был здесь? — быстро спросила Молли.
— Встретил на улице.
— Как он?
— Нельзя сказать, что счастлив, но ничего: он справится. Говорит без эмоций, сдержанно и особенно не распространяется, но сразу заметно, что глубоко страдает. Не забывай, впрочем, что для Роджера это не новость: письмо пришло три месяца назад, — а вот сквайр отреагировал куда более гневно: не мог понять, как кто-то посмел отвергнуть его сына. Масштаб греха предстал перед ним только сейчас, в непосредственном присутствии Роджера.
Каким бы ни был мистер Хендерсон женихом, он оказался крайне нетерпеливым и потребовал немедленной свадьбы: самое позднее через две недели, — но в любом случае перед долгими каникулами, чтобы сразу уехать за границу. Приданое и предварительные церемонии его не интересовали. Как всякий щедрый отец, мистер Гибсон отозвал Синтию в сторонку и вложил в руку стофунтовую купюру.
— Вот. Это покроет путь в Россию и обратно. Надеюсь, ученицы окажутся послушными.
К немалому его удивлению, Синтия бросилась отчиму на шею и расцеловала.
— Вы самый добрый человек на свете! Не знаю, как и благодарить!
— Если помнешь и испачкаешь воротничок, вычту за стирку. Не могу же я быть не таким элегантным, как твой мистер Хендерсон.
— Но ведь он вам нравится, правда? Вы ему очень понравились.
— На первых порах все мы ангелы, а ты — архангел. Надеюсь, он достойная замена Роджеру.
Синтия сразу стала серьезной.
— Такая глупая история. Мы настолько разные…
— История закончилась, и ладно. Мне пора ехать, да и твой прекрасный возлюбленный уже на подходе.