Жил-был один писатель… Воспоминания друзей об Эдуарде Успенском

– Эдуард Николаевич, создавая на протяжении десятилетий всё новых и новых героев – от переводного Дядюшки Ау до ведущих следствие Колобков, – не выработали ли вы какой-то универсальный секрет «продления жизни» своим персонажам? Иногда говорят, что на существование героев во времени сильно влияет сопутствующая эпоха, – вот, мол, советское время ушло, а вместе с ним ушло и многое, рождённое в советской эстетике. Есть, конечно, и такое мнение, что всё дело – только в «родителе» персонажа, в таланте и художественных амбициях писателя.

– Если вы помните, были у нас в мультфильмах и детских комиксах персонажи под названием телепузики, такие пухлые уродцы с антеннами на головах. Их нам внедряли англичане. Все нормальные люди негодовали, а Саша Татарский сказал: «Покажите телепузиков триста раз по телевидению – и всё: они станут самыми навязчивыми героями, детям начнут покупать этих пупсов с утра до ночи». Так что амбиции и талант – одно, а раскрутка и связанный с этим бизнес – другое. Конечно, хочется работать с нормальными людьми, понимающими, с кем и с чем будут иметь дело наши дети. Я, помню, сразу же назвал этих пупсов «телетрупиками» и везде, где мог, говорил, что это – мерзость, а не детские герои.

– В чём именно мерзость?

– У них же нет никаких эмоций, только слабые внешние признаки живых существ, точнее – полуживых. Ходячие трупы, которых решили нагло навязать детям.

– Но всё-таки этих пупсов долго прививали нашему маленькому зрителю, и они довольно активно «жили» в телеэфире.

– Когда героя вживляют в заведомого телетрупика, он всё равно просуществует недолго. И рано или поздно исчезнет. Но если в герое есть хоть какая-то настоящая жизнь – он понемногу пойдёт «в народ». А если ещё поддержать это дело парой хороших мультипликационных серий, то герой может внедриться и в память этого народа. Надолго.

– Вашему Чебурашке уже под пятьдесят, а его востребованность только растёт, взять хотя бы недавний японский мультпроект (я был на премьере «ремикса» и могу свидетельствовать о бешеном успехе). Этот герой легко утратил свою российскую идентичность, легко перешел географические границы и с той же энергией, как когда-то у нас, работает с иной аудиторией, с иной ментальностью. В чём тут дело?

– А сами как думаете?

– Нам с друзьями кажется, что дело в самом образе и характере этого трогательно-беззащитного существа, которого, что называется, обидеть может каждый. Огромную любовь публики он обеспечил, кажется, своей обезоруживающей лиричностью. И закрепил эту любовь после книги – уже мультфильмом. Неужели вы не прогнозировали эти реакции и эмоции заранее?

– Когда я показал рукопись сказки Борису Заходеру, он сказал примерно так: «Ну что сказать. Вы написали, Эдик, такую лёгкую сказочку. Особой чести она вам не сделает, ну написали и написали». Мнение Заходера мне всегда было интересно, но в глубине души я чувствовал, что эта моя вещь – не совсем «лёгкая сказочка». Что она просто другая.

Наш замечательный детский поэт Юрий Энтин говорил мне, что он стал писателем именно после того, как прочитал эту сказку. Он был поражён тем, что в ней нет никакой особенной социальности, никаких подвигов партии – ничего. Что это просто – сказка. Кстати, публиковать её поначалу не хотели, говорили, что она – сплошной Дворец бракосочетаний, что друзей у нас принято искать в коллективе, а не по объявлениям, мол, это буржуазные дела.

Конечно, в этой сказке того, что пытались «вбить» в неё посторонние люди, не было. Но, повторяю, где-то глубоко внутри я чувствовал, что она – особенная, что читателям она придётся по душе, что она весёлая и свежая.