Жизнь без слов. Проза писателей из Гуанси

Так неожиданно умер братишка, с которым я бы хотел встретиться. Мать с отцом погрузились в горе. Появившееся у матери грудное молоко стало никому ненужным и причиняло ей невыносимую боль. Сначала она сцеживала его руками, но его прибывало все больше, тогда отец припал к соску и стал его высасывать. Прикасаясь губами к полной груди, он испытывал острую тоску по умершему ребенку. И это чувство переросло у отца в крепнущую боязнь приближаться к матери. Он не мог вырваться из трясины охватывавших его угрызений совести и сожалений. В те дни, когда за окном рассветало, отец вставал с кровати и выходил из дома с топором для рубки дров. Так он надеялся убежать от боли, которую причиняли тяжкие воспоминания.

Наша с отцом встреча произошла таким ранним утром. Отец, держа тесак в руках, вместе с черной собакой направлялся в горную глушь. Туман окутал деревню, поля и горы — весь мир словно вернулся в состояние первозданного хаоса, казалось, что в мгле прячется демон или оборотень. В душе отца зашевелился страх перед непроглядным туманом, тем не менее он все равно не желал оставаться дома. Отец с собакой дошли до деревянного моста за деревней. Вдруг собака остановилась как вкопанная и насторожилась, затем громко залаяла, пристально уставившись куда-то в сторону реки. Отец тоже посмотрел туда и увидел, что по реке плывет деревянное корыто. Под бешеный лай черной собаки отец не мог рассмотреть, что за живое существо лежит в корыте. Оно уплывало все дальше, и тут отец бросился в реку и быстро поплыл вслед за ним. Он сумел ухватить корыто и вытащить его на берег.

В деревянном корыте лежал я, такой худенький и маленький, что даже морковка и та показалась бы толще. Я был завернут в кусок рваной хлопчатобумажной ткани так туго, что не мог пошевелить руками и ногами. Я озирался вокруг и мог видеть только пелену безбрежно-белого тумана, а затем из тумана выплыло лицо отца. Он осторожно распеленал меня, и порыв зябкого утреннего ветра словно погладил меня холодной рукой. От этого ощущения мне захотелось по малой нужде, я и пописал, струйка ударила в лицо отцу, который не успел увернуться. При виде этой сцены черная собака впала в необычайное оживление, виляя хвостом и заливаясь лаем.

Стерев мочу с лица, отец нисколько не рассердился, а напротив, рассмеялся со словами: «А ты, малец, попал!» Затем он поднял голову — все вокруг по-прежнему было окутано туманом. Отец сухо кашлянул два раза, и этот звук быстро рассеялся в дымке. Он легонько погладил меня по лицу, а я улыбался ему в ответ, но не издавал ни звука. Моя улыбка рассмешила отца, и он унес меня к себе домой вместе с корытом. Его отец поставил в комнате, где царила кромешная темнота, мне недоставало дневного света. Я еще не умел выражать свои мысли, так что мне оставалось только разразиться плачем. У Сюхуа, Ян Шугэнь, Ян Шучжи и Ян Шуе прибежали на мой плач, окружили корыто и, затаив дыхание, рассматривали меня, как диковинную рыбу. На их лицах читались страх и изумление, отчего я забыл про свет на улице. Вспомнив о тумане, я заулыбался.

Моя улыбка передалась отцу, затем он засмеялся и не без гордости сказал:

— Вы знаете, а этот негодник написал мне прямо на лицо!

Лицо отца было хорошо освещено, но никаких признаков мочи на нем не было, потому у всех возникло сомнение в правдивости его слов и происхождении принесенного младенца. В деревне нередки были случаи, когда местные жители вступали в тайные связи на стороне. Потому отец посчитал необходимым все подробно объяснить членам семьи:

— Я действительно выловил ребенка из реки, в корыте были еще письмо и нефритовый браслет.

Вспомнив об этом, отец хлопнул себя по лбу и достал из корыта письмо и половинку браслета. Все взгляды были прикованы к ним. Письмо представляло собой испачканный глиной обрывок бумаги с оборванными краями. Отломанный кусок нефритового браслета в сумраке комнаты ослеплял своим блеском, оттого не показался домашним чем-то стоящим, на их лицах по-прежнему было написано недоверие.

— Черныш может подтвердить. — Отца охватило беспокойство. — Черныш, эй, Черныш, подойди, скажи им, что этого ребенка я выловил из реки.

Черная собака кивнула головой и два раза гавкнула, помолчала и пролаяла еще три раза. Собачий лай все же не повысил доверие семьи. Отец почувствовал себя одиноким и беспомощным. Он переводил взгляд с одного лица на другое, но никто не выказал понимания.

— Тогда я отнесу и брошу этого ребенка обратно в реку, — сказал отец с выражением безнадежности на лице и наклонился, чтобы поднять корыто. Руки матери вскинулись, и она сказала:

— Неважно, откуда появился этот ребенок, отныне он будет вашим братиком.

В комнате все молчали и недоверчиво смотрели на мать, будто не понимая смысл ее слов. Мать с ребенком на руках прошла в угол комнаты, не обращая ни на кого внимания, села на стул, быстро отвернула одежду, сунула мне в рот большой сосок, и я начал пить сладкое молоко. Вот так оставшееся в материнской груди молоко спасло мне жизнь. С этого осеннего дня они стали моими отцом, матерью, старшими братьями и старшей сестрой.