Жизнь без слов. Проза писателей из Гуанси

Больные и медсестры шарахались с его пути, когда он бежал по коридору, не понимая, взволнован он или радуется.

Отец старался как можно скорее развести молочную смесь, но я по-прежнему отказывался ее пить. Он не мог больше ничего придумать. У него не осталось идей, как меня накормить, пришлось отвезти меня обратно в деревню Наньшань-цунь. Вернувшись домой, я начал скучать по увиденным в уездном городе машинам. Я увидел кольцо черного цвета, такое же, как колесо машины, оно было сплетено из бамбука, на такие ставят сковородки с круглым дном. Указывая на кольцо, я начал кричать: «Ия!» Я сидел на руках у старшей сестры Ян Шуе. Она увидела, что я тяну свою маленькую ручку, но не могла понять, что я хочу, и не стала обращать внимания. Я не мог сказать сестре, что мне нужно это бамбуковое кольцо, и принялся рыдать во весь голос.

Я плакал так громко, что сестра растерялась, но наконец обратила внимание на мой жест и дала мне почерневшее кольцо. Я тут же перестал плакать и начал улыбаться. Сестра опустила меня на землю, я сидел довольный с черным кольцом в руках и указывал пальчиком на другое кольцо. Сестра дала мне и его, я поставил эти два кольца, взял с земли палочку и положил ее на кольца. Из дома вышел отец и остановился как вкопанный, с изумлением глядя на меня, не веря, что в шесть месяцев я смог сам сделать модель велосипеда.

— Ты, малявка, такой умный! В будущем из тебя выйдет толк, ты наверняка станешь выдающимся плотником, — с воодушевлением сказал отец.

Но нахлынувшая радость быстро утонула в разочаровании. В то время я был так худ и слаб, что казался тоньше листка бумаги. При виде меня отцовское сердце обливалось кровью. Это, наверное, самая невыносимая в мире картина, когда ты беспомощно смотришь на мучения ребенка, но при всем желании не в силах ему помочь. Поразмыслив, отец сжал мои щеки и силой стал запихивать рисовую кашу мне в рот. Я сопротивлялся и плакал. Отец не останавливался, сердце его ожесточилось, он во что бы то ни стало решил накормить меня, в результате протолкнул рисовую кашу мне в глотку. У меня перехватило дыхание, лицо надулось и покраснело, а глаза вылезли из орбит, я смог вновь издавать звуки лишь спустя долгое время. И через много лет отец со страхом вспоминал эту сцену.

— Тогда я чуть не умер от страха, ты откашливался наверное полдня, я думал, ты вот-вот помрешь, — говорил отец, качая головой.

В тот день он был убит горем, слезы капали на мое лицо, и мне казалось, что льется весенний дождь. Я забыл о грубости и злости отца, хотел ему улыбнуться, но у меня не было на это сил. Отец крепко прижал меня к себе и глотал слезы. Ему было невыносимо тяжело. А я устал и медленно закрыл глаза. Отец прислонился щекой к моему носу: дыхание было очень слабым, и не было никакого спасительного средства. Выловленный из реки ребенок вот-вот должен был уйти. Отец думал: «Куда уйдет этот неизвестно откуда взявшийся малыш? Знал бы, что будет так, стоило ли вылавливать…» Тут отец яростно хлестнул себя по щеке и отругал самого себя: «Разве можно так думать!» Как бы там ни было, а ребенок уже занял место в его жизни. В отчаянии отец положил меня в комнате у стены, сделал по ней несколько кругов, позвал других своих детей.

— Как следует заботьтесь о своем младшем брате, — наказал отец.

Подойдя ко мне, он наклонился и посмотрел на меня в смятении. И через много лет этот взгляд всплывал в моей памяти. Сжав от отчаяния зубы, он повернулся, не оборачиваясь, вышел на улицу и быстро зашагал по каменным плитам двора, так что за его спиной поднималась пыль. Спина отца становилась еле различимой за пыльной завесой. Трое старших детей стояли в недоумении на пороге. Через какое-то время отец вернулся и закричал, стоя на каменных плитах:

— Шугэнь, выйди!

Ян Шугэнь взглянул на младших брата и сестру и подошел к отцу, истерзанному горем. Он оттащил его к коричному дереву у дороги и сказал:

— Мне надо ехать в уездный город повидать вашу мать. Если с братишкой что-то случится, ты старший и, наверное, понимаешь, что надо делать?