Жизнь без слов. Проза писателей из Гуанси

Та река называлась Шрам-река. Уже позднее, узнав о своем происхождении, я часто сидел на ее берегу и подолгу смотрел на воду, водоросли и плавающих в ней рыб, и тогда мне казалось, что на сердце у меня тоже шрам. Бессонными ночами я думал о том, что если бы тем ранним утром отец не пошел в горы, мы бы никогда не встретились, я бы давно утонул, и теперь меня бы не было на свете. Размышления над вопросом существования и небытия подвели меня к ощущению таинственности судьбы, и тогда я впадал в не поддающуюся описанию сентиментальную грусть. Люди из деревни не поняли бы моих переживаний. Долгое время в деревне моего отца считали лжецом, никто не мог поверить, что я подкидыш, которого он спас на реке. Все были уверены, что отец прижил меня на стороне. Говорили, что благодаря своей профессии врача он смог завести шашни со многими девушками, были даже такие, кто говорил, будто с моим отцом переспало немало пациенток, которые тайно родили ему детей.

Как-то раз я спросил об этом отца. В тот вечер он снова был пьян, а выпивал он, когда был в веселом расположении духа. Самую большую радость доставляли отцу поднесенные благодарственные вымпелы, которые дарили ему излечившиеся больные. Они напоминали о добре, сделанном для них отцом. Каждый раз после получения шелкового флажка у отца загорались от радости глаза, будто он нашел драгоценный камень. Было их всего несколько, и такая ли это редкость? Лишь начав работать, я смог понять чувства отца в те минуты: ничто материальное не сможет заменить радость и счастье, которое приносит тебе уважение людей. В тот год отец повесил еще один флаг на стене, уже увешанной надписями «высокое искусство врачевания», «удивительные руки вернули весну», «высокая врачебная мораль» и тому подобными, это была высшая похвала его работе. Поэтому при получении такого подарка у отца появлялась причина для радости и повод выпить. Мать никогда его не корила за это, а резала курицу, чтобы приготовить ему закуску под вино. Отец приглашал троих сыновей выпить вместе с ним. В подобные вечера из окон нашего дома допоздна доносились возбужденные голоса играющих в игру с выкидыванием пальцев[100]. Люди, проходившие мимо и слышавшие эти звуки, невольно улыбались. В тот раз благодарственный вымпел подарила женщина, которая была недурна собой. Принимая от нее дар, отец несколько раз окинул ее оценивающим взглядом. На щеках женщины проступил румянец, мать это заметила и тихо вышла. Я с черной собакой сидел, забившись в угол комнаты. У меня возникли подозрения, что пересуды об отце были небеспочвенны, и я спросил:

— Пап, а то, что говорят люди про твои дела с женщинами пациентками, — это правда?

Отец уже был «под мухой» и бессвязно бормотал, но я решился задать этот вопрос, отступив на несколько шагов, — я смертельно боялся схлопотать от него оплеуху. Отец не рассердился, а стер с уголков рта капли вина со словами:

— Ты молодой дурачок. Среди людей правда ложна, а ложное истинно, все это неважно, важна только душа, ты понимаешь? Что говорят другие — неважно.

Отец смотрел на меня, искрясь улыбкой, глаза его покраснели. Он поднял рюмку и заметил, что она пуста. Продолжая улыбаться, он медленно поставил ее на стол, во взгляде мелькнуло разочарование. Я его заметил, но не мог понять, что именно разочаровало отца: пустая рюмка или его больно укололо что-то другое. Он не смотрел на меня, взгляд его блуждал за окном, в нем читалось полное безразличие. Тогда я остро ощутил пустоту, что царила в его душе.

Когда мне было полгода, мать подхватила редкую и странную болезнь. В тот день она подметала на первом этаже дома, я спал, привязанный у нее за спиной. Сделав несколько взмахов метлой, она вдруг задрожала всем телом, упала наземь и не могла говорить от боли. От встряски я проснулся, при падении мать придавила меня, почувствовав удушье, я громко расплакался. Услышав плач, прибежал отец и перенес нас с матерью на второй этаж.

Отец, сидя у изголовья кровати, без привычной болтовни выслушал материн пульс, подобрал лекарство, приказал Ян Шугэню сварить его и дать матери. Она полмесяца принимала отвар из трав, но на поправку не шла, напротив, ее состояние становилось все тяжелее. Мать худела день ото дня, так что и молоко у нее пропало. Странная болезнь матери поставила в тупик отца, который много лет занимался врачеванием. Он понял, что сам не сможет ее излечить. Чтобы отправить мать в уездную больницу, были истрачены все накопления, продано все, имеющее хоть какую-то ценность.