— Не смотри ты на меня так. Давай-ка сам попробуешь быть начальником? — Мой пронзительный взгляд вывел его из себя, я бросил на него еще один и ушел. Он явно притворялся беспомощным, так зачем его просить?
Я дошел до конца моста, где наткнулся на Ли Цзинцзин, выглядевшую уставшей. «Эта женщина подобна душе умершего, которая никак не растворится», — мелькнуло у меня в голове. Завидев меня, она сильно смутилась. Я притворился, что не увидел ее, повернув голову в другую сторону. Она подбежала и потянула меня за руку. Я не знал, что сказать, и оттолкнул ее, она покачнулась и упала. Я не стал ее поднимать, отвернулся и пошел дальше.
Ко мне подбежала девушка и схватила меня за руку со словами:
— Ты ударил человека и хочешь просто уйти?
— Ударил, и что с того? Ты из полиции? Не лезь не в свое дело.
— Да, я полицейская и присматриваю за такими, как ты.
— Отпусти!
— Немедленно подойди и извинись!
Я хотел вырваться, но не мог. Она с силой вцепилась в мою руку подобно клещам. Это меня разозлило, я поднял руку и тряхнул ею, она не отпускала, а потянула еще сильнее, в результате я упал вперед. Она прижала меня к земле, поцарапав о нее мое лицо, песок скреб по коже до невыносимой боли. Твою мать, эта девушка действительно была полицейской! И что с того, теперь ты будешь лезть в мои дела?
— Девушка, девушка! Отпустите его, отпустите! Он не виноват, я сама упала по неосторожности, — подбежала Ли Цзинцзин.
Оглядев нас, полицейская поколебалась и отпустила меня. Поднявшись, я окинул ее холодным взглядом, даже не стряхнув пыли с одежды, развернулся и пошел прочь. Я чувствовал прилипший к моей спине жалостливый взгляд Ли Цзинцзин. Да для кого она пытается все это изображать? Не оборачиваясь и не обращая на нее внимания, я ускорил шаг. Я бросил ее на улице, как когда-то она бросила меня в реку. Та деревня, река, черная собака и протянувшийся над горами туман вновь возникли и колыхались перед моим внутренним взором. Я ощутил удовольствие от причиненной этим образом резкой боли и готов был расплакаться.
Я рассматривал людей на улице, дома по обочинам дороги, едущие машины и вдруг почувствовал, что весь огромный бренный мир так близко от меня и одновременно так далеко, он быстро течет и меняется. При мысли об этом я не смог сдержать горький смех, от напряжения из глаз брызнули слезы.
После того эпизода я больше не видел Ли Цзинцзин, а мать перестала наведываться ко мне в школу. Жизнь вернулась в спокойное русло, горы и леса сохраняли неизменное безмолвие. Но в мою душу не возвращался утерянный покой, царивший там хаос не желал отступать, не отпускала опустошенность. Ночами я оказывался в одном и том же сне, в котором видел реку, по ней плыло корыто, внутри него надрывался от горестных рыданий ребенок. Я часто просыпался от звука детского плача и отупело сидел на кровати, за окном стояли темень и одиночество, лишь изредка мелькали светлячки, пения соловья было не слыхать. Вновь перед глазами вставали сцены из детства: я представлял то далекое раннее утро, отца, идущего через тоскливый туман, затем видел, как он с грустью несет меня на руках домой.
И все же почему Ли Цзинцзин решила меня бросить и почему теперь появилась? Я не знал ответа. Какой смысл пытаться найти ответы на эти вопросы? Неужели это повлияет на мое решение простить ее? Да, мне следует поговорить с ней, но для чего? Эта женщина больше не появлялась, я не знал, как ее разыскать, она пропала, словно сон, который даже при желании не вернуть. Я не смог сдержать смешок и решил, что таковы дела суетного мира: зачастую у них нет никаких причин и оснований, и все тут. Я уговаривал самого себя успокоиться и плыть по течению, воображал себя день за днем ведущим уроки с учительской кафедры, восход и заход солнца.
— Твоя мать, та городская женщина по имени Ли Цзинцзин, она совсем плоха, — сказал Ян Шугэнь.
Был вечер, капал серый дождь, Ян Шугэнь появился на школьном стадионе с зонтиком. Я, ошеломленный, смотрел на него, не сразу поняв, о чем речь. Он сказал дрожащими губами:
— Это твоя мать.
У меня в голове словно застучали молотки, в сознании пронеслось слово «смерть». Меня будто что-то резко укололо, я задрожал, все тело пронзила резкая боль. Ноги стали как ватные, я обмяк и упал на колени, не в силах подняться. Как это может быть? Разве она может умереть? Она же моя мать. Как может умереть моя мать? Сколько ей лет? Как она вот так умрет? Голова у меня разболелась, ненависть к матери вмиг исчезла.
— Брат, пойдем в город прямо сейчас! — закричал я.
— Скоро стемнеет, разве успеем? Может, завтра? — отвечал Ян Шугэнь.
— Нет, нет, сейчас! Она же вот-вот умрет, она ж моя мать! — заорал я.
Ян Шугэнь не отвечал; держа зонтик, он поспешил со мной в обход горы. Мы пришли в поселок уже на заре, повсюду царило безмолвие, кругом ни души, лишь колыхались бледные огни фонарей, освещая грязь и глину на дороге. Обеспокоенный, я расхаживал туда-сюда по улице.
— Четвертый, видишь, машин нет, давай останемся переночевать, а завтра поспешим дальше, — сказал Ян Шугэнь.