Жизнь без слов. Проза писателей из Гуанси

«Мы уже в Хуайчжуане?!» — бросал он взгляды по сторонам на полуобвалившийся забор и обшарпанные стены строений с черепичными крышами, как будто все еще не веря, что оказался дома. И это никого не удивляло, потому что он не бывал здесь уже лет двенадцать, а то и больше.

То был старый Хуайчжуан. По словам матери, кроме нашей семьи в поселке больше никого не осталось, поскольку сельчане попереезжали «туда». Под словом «туда» мать подразумевала Дукоу в нескольких километрах от нас. С тех пор как поезда стали проноситься через Хуайчжуан, их шум разогнал всех жителей. Когда свистящие составы прилетали откуда-то с севера, земля в деревне начинала дрожать так сильно, что даже собаки забивались в лазы. Люди стали оставлять дома, и деревня постепенно пришла в полное запустение.

Мать накинула отцу на ноги синий шерстяной плед и на пару с братом вкатила его во двор.

В окутанной сумраком усадьбе было темно. Она представляла собой обычный двор, в центре которого стоял дом с черепичной крышей. Справа и слева к дому примыкали две пристройки, а перед ним высился забор, за которым тянулось запущенное поле. Двор зарос травой. На крыше ветер колыхал какую-то растительность. Во дворе царил беспорядок — главным образом из-за сваленных в кучи кож животных. Мать зарабатывала на рис тем, что шила кожаные перчатки для кожевенной фабрики. Она давно отказалась принимать нашу денежную помощь, заявив, что способна содержать себя сама. Более того, мама даже частенько спрашивала у нас с братом и сестрой, не испытывали ли мы финансовых затруднений. В ту пору ей было уже шестьдесят — на семь лет меньше, чем отцу.

Подняв глаза, мы увидели возвышавшуюся за домом каменную насыпь с проложенными по ней блестящими рельсами. Вдоль насыпи ровными рядами росли прямые, как свечи, эвкалипты. Когда-то перед деревьями протекала река. В период ее разливов весь Хуайчжуан и близлежащие поля превращались в водное царство. Теперь же реки не было и в помине. Земля в полях пересохла, исчезли и густые банановые заросли — примерно так же многое уходит из памяти, будто проваливаясь в темную бездну. От этого все вокруг мне показалось незнакомым, и я почувствовал себя одиноким.

Слабоватая умом сестра даже смекнуть не могла, что отцу нашему жить оставалось недолго, и как будто понятия не имела о существовании этого дома, хотя родилась здесь и однажды в детстве чуть не утонула, упав в местный водоем. Сестра с удивлением озиралась по сторонам и энергично рвала росшую во дворе траву. Брат услышал лошадиное ржание, а я уловил запах конского навоза.

— Мама, ты не говорила, что у нас есть лошадь, — заметил брат.

Лошадка стояла в пристройке по левую руку. Ее соорудили не так давно, и поначалу в ней хранили хворост и держали свиней. Теперь здесь жила старая тощая кляча. Покрытая лишаями и нагло облепившими ее полчищами мух, она постоянно облизывала язвы на губах и изредка втягивала в себя высохшие бока.

— Ма! — сказала сестра. — Ведь она сдохнет скоро!

— Я купила его с рук, у одного мясника. Еще немного и пустили бы его под нож. — Мать оправдывалась перед сестрой. — Сама не понимаю, зачем взяла-то. Нет в нем жизненного духу совсем. Ухаживаю только каждый день да болтаю с ним.

— Это конь? — воодушевилась сестра.

— Да, — ответила мать. — Он три года уже у меня. Просто чудо какое-то.

Мать выглядела старее и дряхлее того четвероногого существа. После переезда из города она прожила в деревне двенадцать лет — ровно столько, сколько отец сидел в тюрьме.

— Дайте глянуть-то! — прокричал из комнаты отец.

Ему не терпелось посмотреть на ту клячу. Мать неуверенно подошла к нему, взялась за ручки каталки и попыталась толкнуть. Но ничего у нее не вышло. Я подскочил на помощь.

— Дай мне еще раз попробовать. — Матушка легонько отвела мои руки.

Мать напрягла все силы, — на ее руках выступили вены, лицо покрылось морщинами, — упершись правой ногой в мягкую землю и крепко стиснув зубы, она приложила огромное усилие и сдвинула коляску с места.

Конь потянулся мордой к отцу. Папа инстинктивно отпрянул, но потом медленно поднял правую руку и погладил животному щеки.

— Это мой конь. Вот и встретились старые друзья! — воскликнул отец. Он попытался встать с кресла. Мы с братом кинулись было помочь ему, но мать придержала нас.

Поднатужившись немного, наш старик, держась на дрожащих руках, наконец приподнялся. Он выглядел так, будто в его груди билось сердце рвущегося на просторы скакуна.

— Ты давно уже должен был встать, — сказала мать. То были первые ее слова отцу после двенадцатилетней, а то и больше, разлуки. Все происходившее было нам в диковинку. Отец тоже не знал, как быть дальше. Он вытянул ноги, опираясь на руки, встал с каталки, сделал несколько шагов по галерее и остановился в конце. Впервые за полгода папа оставил коляску и прошел самостоятельно.

Только он был слаб. Недавно отец перенес третий сеанс химиотерапии. После нее начались проблемы с легкими, но, несмотря на это, теперь он стал более самостоятельным.