Жизнь без слов. Проза писателей из Гуанси

«Это еще хорошо, что у меня рак легких», — говорил мне старик. Ему не хотелось дальше торчать в больнице. Чем быть залеченным до смерти там, он предпочел дожидаться конца в родном доме. Уже много лет прошло с тех пор, как мать покинула мужа и перебралась сюда. Все эти годы отец ни разу к ней не приезжал. Он почти забыл, что здесь его дом. Забыл, как до девятнадцати лет трудился в здешних полях, как дед бранил его на чем свет стоит за лень и плохую работу.

Отец не нашелся, что сказать матери в ответ. Она уже давно не питала к нему никаких чувств, ведь папа больно ранил ее. Много лет назад они развелись и стали как чужие. К слову сказать, вторая его жена исчезла куда-то уже на второй год пребывания отца в тюрьме. Одни люди говорили, что она сбежала в Пекин, другие вроде бы видели ее в Чэнду. Но для нас она перестала существовать.

Папа всматривался в конец галереи, усердно выискивая взглядом что-то давно знакомое.

Галерея выходила на участок необработанной земли. За ним возвышалась горка хлама из полусгнивших балок, черепков и камней. Там же росли две маслины, а между ними — мушмула с птичьим гнездом. «Какая большая куча!» — удивился отец.

Сестра кормила коня травой. Безучастная ко всему мать стояла рядом с пошатывавшимся отцом, готовая в любой момент подхватить его, если он начнет падать.

Быстро надвигались сумерки. Вдруг сзади раздался короткий пронзительный свист. От неожиданности отец потерял равновесие и, словно подкошенный несуществующим ветром, стал падать, но бдительная мать ловко направила его зад в кресло.

Пронесся состав. Его синие вагоны с темными окнами один за другим промелькнули в южном направлении и исчезли, поглощенные длинным тоннелем, словно провалились в ад.

«Эх, сколько душ потащил с собой этот поезд», — промолвила мать.

Брат работал в коммерческой фирме и, несмотря на низкий доход, вечно был сильно занят. Он уехал в город уже на следующий день, оставив нас с сестрой. Сам я недавно потерял работу и пока не горел желанием пускаться на поиски новой. Что до сестры, она вообще никогда не работала, поскольку была так глупа, что не годилась даже для простейшего занятия. Ей все время помогал брат. Матери не терпелось поскорее выдать ее замуж — хоть за крестьянина, лишь бы хорошо к ней относился. Лет двенадцать назад с этим проблем не возникло бы: тогда никому и в голову прийти не могло, что ей не удастся найти порядочного мужа. Но теперь время другое. Отец не думал ни о чем: ему было наплевать даже на собственную жизнь. Он и так знал, что дух смерти поджидает его где-то рядом. Смерть из тюрьмы последовала за ним в больницу, с ним же села в поезд, приехала в Хуайчжуан и теперь стояла за нашими спинами. Я мог расслышать ее неровные шаги: она подкрадывалась как шпион, следовавший за нами по пятам. Отец тоже их слышал: он постоянно оборачивался в ее сторону и, смерив взглядом, презрительно сплевывал.

После лечения и отдыха отец постепенно восстановил силы и, судя по всему, воспрял духом. Каждый день он поднимался рано — даже раньше, чем просыпалась кляча. Сидя в коляске, он наблюдал за хлопотавшей матерью. Смотрел, как она собирала овощи, кормила коня, стирала, разводила огонь и готовила пищу, развешивала на заборе сушиться зеленый горошек и соленые овощи. Отец многократно порывался помогать ей, но мать все время отказывалась. На ее страдальческом лице я читал жалость, грусть и негодование. Не находившему себе занятия старику дни казались невероятно долгими. Единственное, что он мог делать, — дожидаться наступления сумерек.

Каждый вечер проезжал поезд. Один за весь день.

Когда начинало темнеть, скалистые горы вокруг деревни обрамлялись золотым светом. Первое время морфий отцу вкалывал я, но потом этим стала заниматься мать. Когда она вводила раствор, папа крепко сжимал ее трясшиеся пальцы, опасаясь, как бы она не вогнала иглу слишком глубоко. После процедуры успокаивал маму, легко поглаживая ее худую и смуглую руку. А потом произносил: «Теперь все в порядке, можно идти». И нетерпеливо устремлялся в сторону железной дороги по тропинке вдоль зарослей перед домом. С усилием делая каждый шаг, он громко топал, тяжело дышал, время от времени спотыкался и едва не падал. Но богатая растительность выручала его: ухватившись за траву, он самостоятельно взбирался на насыпь.