Жизнь двенадцати цезарей

По мнению Азиния Поллиона, «Записки» написаны довольно небрежно и пристрастно, так как Цезарь без критики верил многому такому, что делали другие. В свою очередь, он рассказывает лично о себе или с предвзятым намерением, или неверно, забывая факты. Азиний думает, что Цезарь издал бы свое сочинение в переработанном и исправленном виде. От него остались также сочинения «Об аналогии», в двух частях, и в стольких же частях — «Антикатоны»; кроме того, поэма под заглавием «Путь»[73]. Первое из этих произведений он написал при переходе чрез Альпы, возвращаясь, после сессии суда, к войску, стоявшему в дальней Галлии, второе — незадолго до сражения при Мунде, последнее во время двадцатичетырехдневной дороги из столицы в Испанию.

Существуют также его письма сенату. Кажется, он первый придал им форму пронумерованных записных книжек, между тем как прежние консулы и полководцы отправляли письма написанными исключительно на одной стороне листа. Дошли до нас и его письма Цицерону, а также приятелям, о частных делах. Если необходимо было сообщить в них какую-либо тайну, он прибегал к шифру: ставил буквы в таком порядке, что нельзя было понять ни слова. Желавший добиться смысла должен был вместо первой буквы азбуки читать четвертую, т. е. вместо А — Д, и в таком же порядке менять остальные. Называют и несколько его сочинений, написанных в юношеские и молодые годы, например «Похвальное слово Геркулесу», трагедию «Эдип» или «Сборник изречений». Все эти произведения Август запретил давать для общего пользования, о чем сообщает в своем чрезвычайно кратком и безыскусственном письме, адресованном Помпею Макру, которому поручил устройство публичных библиотек.

Цезарь замечательно умел владеть оружием и ездить верхом. Вынослив был невероятно. Во время марша он иногда ехал верхом, но чаще шел пешком, с открытой головой, не обращая внимания ни на солнце, ни на дождь. С невероятной быстротой преодолевал он огромные пространства, до ста тысяч шагов ежедневно[74]

, налегке или в наемной повозке. Если мешали реки, он переправлялся через них вплавь или на бурдюках, так что весьма часто являлся на место раньше, чем о нем доходили слухи.

Трудно сказать, был ли он слишком осторожен или слишком смел в своих походах. Он никогда не вел войска по опасной местности, не сделав предварительно разведки. В Британию он переправился тогда только, когда лично осмотрел гавани острова, дорогу по морю и удобные пункты для высадки[75]. Точно так же, получив известие об осаде лагерей его войск в Германии, он переоделся в галльское платье и, пробравшись чрез неприятельские посты, пришел к своим.

Из Брундузия в Диррахий он проехал в зимнее время, между неприятельскими судами. Когда войска, которым Цезарь приказал следовать за собой, замешкались, он несколько раз посылал за ними, но безуспешно, и тогда один тайно сел ночью на небольшое судно, закрыв лицо, и не объявлял, кто он, и не позволял капитану отказываться от борьбы с бурей до тех пор, пока волны едва не покрыли их собой.

Никакие религиозные соображения не могли заставить его отказаться от задуманного плана или на время отложить его. Во время приготовлений к одному жертвоприношению жертвенное животное убежало, что, однако, не заставило Цезаря отказаться от похода против Сципиона и Юбы. Сходя с корабля, он упал, но перетолковал предзнаменование в хорошую сторону и сказал: «Африка, ты моя!» С целью посмеяться над предсказаниями, говорившими, что в Африке имени Сципионов суждено приносить с собой счастье и победы, он взял с собой в поход одного из самых презренных представителей рода Корнелиев, прозванного за свою безнравственную жизнь «развратником».

Сражения начинал он не столько приготовившись, сколько случайно, часто даже прямо после марша, а иногда в отвратительнейшую погоду, когда менее всего ждали от него чего-либо подобного. Только в последнее время он не так легко начинал сражения, думал, что чем больше побед одерживал он, тем меньше следовало ему рисковать, так как несчастие могло отнять у него больше в сравнении с тем, что он мог приобрести победой. Разбив неприятеля, Цезарь непременно овладевал его лагерем, не давая отдыха испуганному противнику[76]. Во время нерешительного сражения он приказывал солдатам соскакивать с лошадей, в чем подавал пример, — лишенные возможности спастись бегством, они должны были с большим упорством отстаивать свою позицию.

У него была замечательная лошадь: ее ноги походили на человеческие, копыта же разделялись наподобие пальцев. Она была из его собственных конюшен. Гадатели предсказывали ее владелицу владычество над миром, поэтому Цезарь окружил ее заботливым уходом и первым объездил — она не позволяла никому садиться на нее. Позже он даже приказал поставить ее статую перед храмом Венеры-Матери.