Жизнь двенадцати цезарей

Август не легко вступал в дружеские отношения, но был верен им до конца. Он не только ценил в каждом нравственные достоинства и заслуги, но и мирился с его пороками и проступками, если только они были не велики. Из всех его друзей не найдется ни одного, с которым он поступил бы сурово, за исключением Сальвидиена Руфа, которого он назначил консулом, и Корнелия Галла, сделанного им египетским префектом, причем обоих он вывел в люди из ничтожества. Первый из них затевал бунт, и Август передал его на суд сената, второму отказал от дома и запретил жить в провинциях его, Августа, так как неблагодарный Галл злословил на его счет[140]

. Привлекаемый к суду по нескольким обвинениям и на основании указов сената, Галл покончил с собой. Август с благодарностью отметил расположение к нему и сильное негодование из-за поступка против него, но заплакал о Галле и, в свою очередь, стал жаловаться, что только ему нельзя сердиться на своих друзей столько, сколько он хотел бы.

Все остальные его друзья до конца своей жизни пользовались влиянием, были богаты и играли первую роль среди лиц своего сословия, хотя и давали Августу повод к неудовольствию. Не говоря о других, скажу, что он в некоторых случаях был недоволен излишней обидчивостью Марка Агриппы или болтливостью Мецената, так как первый из-за незначительного подозрения в том, будто Август сделался холоден к нему и предпочитает ему Марцелла, бросил все и уехал в Митилены, а второй, узнав об открытии заговора Мурены, поверил тайну жене своей Теренции[141]

.

В свою очередь, Август сам требовал расположения к себе со стороны друзей, как живых, так и умерших[142]

. Он всего менее искал себе наследств, вследствие чего никогда ничего не брал из завещанного ему незнакомыми людьми, однако был чрезвычайно чувствителен к выражению последней воли своих друзей и не скрывал своего горя, если о нем говорили слишком скупо или непочтительно, как и был рад, когда о нем отзывались с благодарностью и уважением. Завещанное имущество или часть наследства после того или другого из своих родственников он обыкновенно отдавал своим детям немедленно, или, если они были несовершеннолетние, — в день объявления их совершеннолетними, или в день их свадьбы, причем добавлял проценты.

В качестве патрона и господина он был столько же строг, сколько ласков и добр. Немало вольноотпущенников, например Лицин и Келад, пользовались уважением и весьма большим доверием с его стороны. Раба Косьму, который чрезвычайно резко отзывался о нем, он наказал только тем, что велел сковать его. Его управляющий, Диомед, со страха бросил его одного, когда во время их прогулки на них неожиданно напал кабан; но Август предпочел выбранить его за трусость, чем заподозрить в дурном намерении, и обратил этот случай в шутку, так как речь шла не о злом умысле, а лишь о крайней опасности. Но тот же Август заставил одного из любимейших своих отпущенников, Пола, покончить с собою, так как открылось, что он был в связи с женщинами знатных семей, а Таллу, своему секретарю, велел переломать ноги за то, что тот получил взятку в пятьсот денариев за показ одного из писем Августа. Воспитателя и рабов своего сына Гая, которые, пользуясь болезнью, а затем смертью последнего, прибегали к жестоким вымогательствам в провинции, он приказал бросить в реку, предварительно привязав им на шею тяжелый камень.

В молодости он опозорил себя неблаговидными проступками. Секст Помпей, укоряя, называет его женоподобным, Марк Антоний говорит, что Август добился своего усыновления дядей путем разврата. Луций, брат Марка, рассказывает также, будто сначала его девственностью воспользовался Цезарь, а затем он за тридцать тысяч нуммов продал себя в Испании Авлу Гирцию, и что будто бы он обыкновенно спаливал горячей ореховой скорлупой растительность у себя на ногах, чтобы вырастали более мягкие волосы. Даже народ, в один из дней игр, встретил общими и громкими аплодисментами стихи, оскорбительные для Августа и произнесенные со сцены. Один из жрецов Матери Богов, ударяя в бубен, спрашивал:

— Видишь, как наш кинед пальцем управляет миром?[143]