Жизнь двенадцати цезарей

Затем в другом письме читаем: «Милый Тиберий, Квинкватры[151] мы провели довольно весело: все дни играли, так что согрели самое место игры. Твой брат сильно горячился, но в общем проиграл немного. Первоначально его проигрыш был велик; но, сверх ожидания, он постепенно отыгрался. Я проиграл двадцать тысяч нуммов, потому что, по обыкновению, играл слишком щедро: если б я вздумал требовать следуемое или взял обратно то, что подарил каждому, я выиграл бы около пятидесяти тысяч. Но мне это приятно: слава о моей щедрости дойдет до небес». Дочери он писал: «Я послал тебе двести тысяч денариев, сумму, которую давал каждому из гостей, если они хотели играть между собой за столом в кости или в чет и нечет»[152]

.

Что касается других сторон его поведения, он, как известно, был чрезвычайно воздержен и чужд подозрения в каком-либо пороке.

Жил он сначала на римском форуме, над так называемой Лестницей Делателей Перстней, в доме, принадлежавшем прежде оратору Кальву, затем на Палатинском холме, но и тогда — в небольшом доме Гортенсия. Дом этот не бросался в глаза ни величиной, ни роскошью. Небольшие портики были из албанского камня[153]

; в комнатах не было ни мраморных украшений, ни красивых мозаик. Более сорока лет Август жил зиму и лето в одной и той же спальне и, хотя знал по опыту, что пребывание в столице зимой весьма вредно отзывается на его здоровье, все-таки постоянно проводил зиму в городе.

Если он хотел сделать что-то тайком и беспрепятственно, у него было для этого особенное, расположенное на возвышении место, которое он называл Сиракузами[154] или своей мастерской. Он уходил туда или в загородный дом кого-либо из своих отпущенников, а когда заболевал, лежал в доме Мецената. Отдыхать он ездил преимущественно на море и на кампанские острова или в находившиеся в ближайшем соседстве столицы города Ланувий, Пренесту и Тибур, где весьма часто даже занимался судопроизводством под портиками храма Геркулеса. Больших и великолепно обставленных загородных домов он не терпел и даже разрушил до основания роскошную дачу, выстроенную его внучкой Юлией. Его собственные дачи были невелики и украшены не столько статуями и картинами, сколько крытыми галереями, рощами, древностями и редкостями. Из последних на Капри до сих пор еще целы колоссальные кости великанов-зверей, водящихся на суше и в воде. Их считают костями гигантов и оружием героев.

В его бережливости в отношении обстановки и посуды можно убедиться еще и теперь, по оставшимся софам и столам, которых большинство годится разве для украшения частных квартир. Говорят, он спал только на низких постелях и на простом тюфяке. Платье носил исключительно домашней работы — сделанное его сестрой, женой, дочерью или внучками. Его тогу нельзя было назвать ни тесной, ни чересчур просторной, полосу на ней — ни узкой, ни широкой. Только башмаки его были выше обыкновенных, так как он хотел казаться выше ростом, чем был на самом деле. Как нарядное платье, так и башмаки он держал всегда в спальне, чтобы в неожиданном, непредвиденном случае оно было под рукой.

Обеды у него давались постоянно — и исключительно на дому, причем при приглашении строго относились к званию гостей. По словам Валерия Мессалы, Август из вольноотпущенных приглашал к обеду одного только Мену и лишь после того, как дал ему права свободного гражданства, когда Мена выдал флот Секста Помпея[155]. Сам Август пишет, что пригласил к столу своего прежнего спекулятора[156]

, в вилле которого хотел остановиться.

За стол он садился иногда позже других и выходил из-за него раньше, так что гости начинали есть прежде, чем он ложился, и оставались еще за столом, когда он уходил. Его обед состоял из трех, а в торжественных случаях из шести блюд, причем скромность обеда вознаграждалась чрезвычайным радушием хозяина: он вызывал гостей на разговор, если они молчали или говорили шепотом, или приказывал устраивать чтения, или выступать на сцену актерам, иногда даже скоморохам из цирка, а еще чаще — исповедникам нравственности[157].

Праздники и торжественные дни он справлял, не жалея расходов; но иногда торжество празднования состояло в одних шутках. В Сатурналии или когда ему вздумалось, он делал подарки, то в виде платьев и золотых и серебряных вещей, то монет различной стоимости, чеканенных иногда при прежних царях или иностранных, а подчас дарил одни шерстяные одеяла, губки, кочерги, щипцы для угольев и тому подобное, с темными, двусмысленными надписями. Он любил также продавать за столом лотерейные билеты, причем разыгрывались вещи самой разной стоимости, или картины, обращенные обратной стороной. Таким образом, покупающие или разочаровывались в ожиданиях, или получали желаемое; каждый гость, купивший билет, был либо в барышах, либо в убытке.