Жизнь двенадцати цезарей

В предзнаменования и некоторые приметы он твердо верил. Если утром надевал башмак не на ту ногу, на которую следовало, — сначала на левую, вместо правой, — он видел в этом дурную примету, если же при отправлении его в далекую поездку, морем или сухим путем, утром случайно выпадала роса, считал это счастливым знаком скорого и благополучного возвращения его домой. Сильное впечатление производили на него и чудесные явления природы. Выросшую в расселине между камнями перед его дворцом пальму он велел перенести в комплювий[174], где стояли статуи пенатов, и принял все меры, чтобы она могла расти дальше. Когда на острове Капри при его проезде поднялись склонившиеся к земле и увядшие ветви очень старого ясеня, он до того обрадовался этому, что дал неаполитанцам в обмен на этот остров Энарию[175]

. Обращал он внимание и на некоторые дни. Так, он никуда не ездил десятого числа, не начинал ничего серьезного в Ноны[176]. Его боязнь в данном случае объяснялась, как он пишет Тиберию, исключительно δυσφημία — зловещее звучание этого слова.

Из обрядов чужих религий он к некоторым относился с глубоким уважением за их глубокую древность, другие — презирал. Так, в Афинах он был посвящен в мистерии. Позже ему пришлось производить суд в Риме об особых правах жрецов аттической Цереры. Так как здесь шла речь о некоторых религиозных тайнах, он приказал судьям и окружавшим его слушателям удалиться и стал один выслушивать тяжущихся. Вместе с тем во время посещения Египта он не счел нужным немного свернуть с дороги, чтобы взглянуть на аписа[177]

, точно так же как похвалил своего внука Гая за то, что, проезжая через Палестину, он не побывал из религиозных целей в Иерусалиме.

Заведя об этом речь, нелишне будет упомянуть здесь и о тех предзнаменованиях, которые имели место раньше дня рождения Августа, в самый день и впоследствии и по которым можно было твердо веровать в его будущее величие и неизменное счастье.

В древности, когда молния ударила в часть стены в Велитрах, оракул объявил, что уроженец этого города рано или поздно будет владыкой мира[178]

. Надеясь на это, жители Велитр немедленно объявили войну римскому народу и не раз воевали с ним позже, пока не лишились своей самостоятельности. Позже, из хода событий, стало наконец ясно, что вышеупомянутое предзнаменование указывало на будущее могущество Августа.

По словам Юлия Марата, за несколько месяцев до рождения Августа в Риме на виду у всех произошло чудо. Рассказывали, что богиня Природы скоро родит царя римскому народу. Испуганный сенат объявил, что ни один ребенок, родившийся в том году, не будет воспитан. Мужья, имевшие беременных жен и считавшие, что предсказание должно относиться именно к ним, приняли меры к тому, чтобы указ сената не получил силы закона.

В одном из богословских сочинений Асклепиада Мендетского[179]

я прочел следующее. Придя в полночь в храм Аполлона, для торжественного богослужения в его честь, Атия поставила свои носилки в храме и заснула, как легли спать и прочие женщины. В это время — снилось ей — к ней неожиданно забралась змея и вскоре ушла. Проснувшись, Атия произвела над собой очищение, как бы после сношения с мужем, и тотчас заметила появившееся на своем теле пятно, похожее на змею. Она ничем не могла уничтожить его, вследствие чего вскоре окончательно перестала ходить в общественные бани. Там же говорится, что через девять месяцев родился Август, которого поэтому считали сыном Аполлона. Та же Атия, незадолго до своего разрешения, видела во сне, что ее внутренности поднялись до самых звезд и затем покрыли всю землю и небо. Отцу Августа, Октавию, также приснился сон, будто из живота Атии брызнули лучи восходящего солнца.

Август родился в тот день, когда в сенате шла речь о заговоре Катилины. По случаю родов жены Октавий явился несколько поздно. Разнесся повторяемый всеми слух, что Публий Нигидий[180], узнав о причине позднего прихода Октавия и спросив о часе рождения Августа, заявил, что родился будущий владыка мира. Позже, когда Октавий проходил с войском по дебрям Фракии и в роще, посвященной богу Бахусу[181], спросил местного оракула о своем сыне, жрецы дали ему ответ одинаковый с предыдущим. Когда, по их словам, на алтарь вылили вино, блеснуло такое пламя, что поднялось выше крыши храма, до самого неба. Подобное явление, говорили они, было дано только Александру Великому, приносившему жертву на том же алтаре. Но уже в следующую ночь Октавий опять увидел сон!.. Снилось ему, будто сын его ростом выше обыкновенного человека; с ним была молния и скипетр; одет он был в платье Юпитера Подателя Благ и Владыки; на нем была блестящая корона, и он стоял в украшенной лаврами колеснице, которую везли шесть лошадей ослепительной белизны.