Наезжая в Кишинёв, я неизменно звонила ему, справлялась о его здоровье. Он всегда стремился помочь: предлагал купить по его инвалидной книжке железнодорожный билет без очереди или доехать до вокзала на его одряхлевшей «Волге».
И всё же он поборол недуг страха.
В 1990 году мы виделись, как потом оказалось, в последний раз. Республики уже «самоопределялись». Он пришёл в тот же парк и на ту же скамью с докладными записками, которые собирался отправить в Верховный Совет:
– Я изложил здесь всё по пунктам. Нельзя Молдавии отделяться от России. Глупцы! Видят братьев в нищей Румынии!
С. не побоялся изложить свои доводы письменно, но из осторожности нёс свои бумаги в коробке из-под обуви.
Это был очень честный, очень хороший человек, воин, защищавший родину.
Когда он умер, напечатать некролог, судя по всему, не разрешили.
Глава семнадцатая
От Нели Вексель, сокурсницы, эмигрировавшей одной из первых, письма приходили из стран, в которых она находила работу как режиссёр или отдыхала. На конвертах стояли штемпели Венгрии, Греции, Израиля, Швеции. В Швеции она поставила интереснейший спектакль по пьесе Чехова «Три сестры». Видеозапись дала нам возможность его оценить.
Ленинград она навестила лет через восемь после отъезда. Жила у нас. Через год после её визита от неё прилетело лёгкое, как пёрышко, письмо из Барселоны, где она проводила мастер-класс для актёров. «Всё время думаю здесь о Вас. Не знаю как и чем, но каким-то образом Вы связаны с этой землёй. Хочу Вас здесь видеть. Высылаю приглашение».
Неожиданно к этому приглашению подверсталось ещё одно. Старший внук Володи – Вова, ставший к тому времени довольно известным математиком и выезжавший на симпозиумы в разные страны, попросил деда и меня принять у себя четверых его друзей из Франции. Жильём они были обеспечены, обедать приходили к нам. Мы подыскивали им для экскурсий владеющих французским языком гидов, доставали билеты в театры. Уезжая, от имени всех четверых француженка Клер пригласила меня приехать в Париж и остановиться у неё.
В сентябре 1990 года я купила билет в Барселону – не на самолёт, а на поезд. Это давало возможность увидеть Германию и пару дней побыть в Париже. Попутно возникло одно мучительное для меня поручение: Володя надеялся, что я остановлюсь в Берлине и развяжу дурной узел несложившихся отношений с его сестрой Раей.
Учитывая моё безденежье, руководство к парижской части вояжа мне пункт за пунктом разработала редактор моей рукописи Светлана Дружинина. Многое исключалось: посещение Лувра, театров, кладбища Сен-Женевьев, речной трамвай по Сене, чашка кофе в центре города. Я могла походить по Парижу пешком, посмотреть витражи в церкви Сент-Шапель, посетить музей Клюни…
В Париже у Клер была более чем скромная квартирка, тем не менее француженка приняла меня очень радушно. Уступила свою спальню. Утром, перед её уходом на работу, мы по-английски оговаривали мои маршруты. Из дома выходили вместе. Клер шла к метро, а я садилась в автобус и ехала в центр. Прежде и более всего мне хотелось очутиться в соборе Парижской Богоматери.
Высокие, узкие готические своды. Ряды пламенеющих свечей в красных пластмассовых стаканчиках с порога отсекали от внешнего мира. Чтобы освоиться, я дошла до апсиды, села на одно из «мест для молчания». Рассматривала библейские сюжеты на разноцветных витражах. Звучал орган, и мало-помалу внутренняя активность собора полностью подчинила меня себе, беспрепятственно вспарывая заштукованные швы прикрывавших меня заплат. Кажется, нигде и никогда я так откровенно и беззастенчиво не плакала, как в этом «зачитанном» соборе. Плакала обо всём, обо всех. Это была исповедь и молитва одновременно.
С места подняться смогла часа через два. Вышла из храма. Было солнечно, тепло. По земле расхаживали раскормленные голуби. Тут и там щёлкали фотоаппаратами туристы. Особенно много было японцев. Куда-то я было направилась, но остановилась. Собор не отпускал меня. Я вернулась на те же «места для молчания», чтобы как-то успокоиться, договориться с собой. Может, для душевной разгрузки мне и была назначена эта точка земли: Франция, Париж, Нотр-Дам.
На ходу перекусывая батоном, я за два дня набродилась по Парижу, по набережным Сены, разглядывала на книжных лотках старые книги, открытки, иконки. Но противостоять желанию проехать на пароходике по Сене всё-таки не смогла. С открытой палубы любовалась вереницей парижских домов с мансардами, с чугунными плетениями узоров на балконных решётках. А по Елисейским Полям, по ночному Парижу меня водила вся компания французских друзей Вовочки.