Жизнь – сапожок непарный. Книга вторая. На фоне звёзд и страха

У сдержанной Оли «Вовка» по отношению к этому человеку прозвучало как-то неловко. А когда она добавила: «Боже мой, если это босяк Вовка, которого я знала по Одессе, то это мой друг юности», – я уже не сомневалась в том, что к Олиному другу юности Галицкий никакого отношения не имеет. Оля тем временем рассказывала, как они вместе готовились к экзаменам, по самую макушку увязали в одесской «Синей блузе» и «Живой газете», о том, какие «Вовка» придумывал остроумные репризы и сочинял куплеты и как был сначала влюблён в неё, а потом в какую-то Клару. Я ещё раз попыталась совместить Олины рассказы с впечатлением от приезжего «светила», но ничего не сходилось.

– Вряд ли это друг твоей юности. Наверно, однофамилец. Во-первых, вот уж кого не назовешь худощавым. Во-вторых, невозможно его представить загорелым, задиристым синеблузником. И что уж совсем не вяжется с этим барином, так это – «босяк».

Тем не менее выяснилось, что наш новый режиссёр – одессит и Олин друг юности.

Я, кстати, странным образом не вспомнила тогда, что о режиссёре Галицком слышала ещё в Шадринске от артиста Танина, что, проезжая через Москву, обратила внимание на развешенные повсюду афиши гастролей Тамбовского театра под его руководством.

Герои пьесы «Мой белый город» разрабатывали проект своих грёз (подразумевалось будущее Кишинёва).

– Достать статью председателя Госплана Кучеренко о перспективах строительства в газете «Правда» за октябрь, – диктовал мне режиссёр. – Связаться с Союзом архитекторов. Нащупать там двух-трёх современно мыслящих специалистов. Устроить встречу-беседу с труппой по проблемам архитектуры, предварительно вручив им экземпляр пьесы. Организовать экскурсию участников спектакля в архитектурную мастерскую кишинёвского Госстроя. Да, ещё нужен композитор. Разведайте. Художник у меня есть свой.

Творческие союзы в городе существовали как замкнутые системы. Кроме театра, я вообще нигде не бывала. Пойти в Союз архитекторов, в Союз композиторов для меня было равно переходу госграницы между Молдавией и Румынией.

Архитекторы, увлечённые идеями американцев строить зелёные и экологически чистые города вдали от деловых центров, нашлись. Но сторонниками этого направления были далеко не все. Предпочитающих кучное градостроительство было несравнимо больше, и возглавляла Союз архитекторов именно эта каста. Таким образом, сначала состоялось моё знакомство с внутриведомственной междоусобицей, а затем уже – с неоднозначным отношением членов Союза архитекторов к пьесе Эдлиса.

Приступая к работе, новый режиссёр «выбил» в Министерстве культуры деньги на занятия по сценическому движению и по речи. Для этих уроков мне как ассистенту следовало найти педагогов. Радикальные нововведения, вызволявшие актёров из задумчивого закисания, прежде всего пришлись по сердцу занятой в спектакле молодёжи. В период застольной работы оговаривалось сквозное действие, определялись главные события пьесы в целом и для каждого персонажа отдельно. Актёры перестали обращать внимание на «от» и «до» репетиций, подпали под чары режиссёра. Актрисы одна за другой в него влюблялись.

Вскоре стали поговаривать о том, что постановщик может задержаться в театре и стать главрежем. Сам он ожидал приезда жены. Многое, видимо, зависело от того, понравится ей город или нет. По профессии она актриса; если согласится, будет работать в театре.

Жизнь моя нежданно-негаданно оказалась заполненной до предела. Ассистентские обязанности отнимали всё личное время, поскольку моё присутствие на репетициях было оговорено как непременное, а вечерами я была занята в спектаклях.

Галицкий отсмотрел их все. Резюмировал:

– Вы интересны и умны в «Детях солнца» Горького. Очень хороши в «Безымянной звезде», но лучшей ролью станет та, которую вы сыграете в моём спектакле!

Значит, он и в самом деле настроен остаться здесь?

– Сидите рядом. Ваше место тут, – обращаясь ко мне как к ассистенту, капризно требовал он, указывая на стул возле себя.

Я и так на всех репетициях неотлучно находилась рядом. Знала, когда он обедал и что чаще всего не успевал даже перекусить. С молоденькой, красивой актрисой Галей Ястребой мы старались помочь ему и в этом.

Мне многое дозволялось:

– Говорите! Говорите обо всём, что я упустил, что не приметил, в чём не прав.

Но когда я однажды позволила себе не согласиться с его толкованием, он резко оборвал меня:

– Это слишком заумно.

Тон был невежливый, недружелюбный. Я поняла намёк и замолчала.

– Только не это! – попенял он на следующий день. – Почему вы такая отсутствующая? Не замолкайте.

– Увольте. Вы всё прекрасно знаете сами.

– Ах вот как? Поднят бунт?! Это не пройдёт! Властной рукой самодержавия он будет подавлен! – Он искал форму примирения. – А вообще, если у вас найдётся несколько минут после репетиции, у меня к вам есть один вопрос.

– Что вас интересует? – спросила я перед уходом домой.

– Расскажите мне обо мне…

– О вас? Но я решительно ничего о вас не знаю.

– Знаете, знаете! Ещё как знаете! Я вас побаиваюсь. Вы как эолова арфа. Я только подумаю о чём-то, а вы уже это формулируете.