Так как вы согласились взяться за публикацию произведения, о котором я вам писала, я бы хотела как можно скорее осведомиться о стоимости бумаги и печати. Затем я вышлю вам плату вместе с рукописью. Мне бы хотелось напечатать ее в формате одной восьмой, на бумаге такого же качества и размера, как последнее моксонское издание Вордсворта. Думаю, что стихи займут от 200 до 250 страниц. Они не были написаны духовным лицом и не носят исключительно религиозный характер, но полагаю, что эти обстоятельства не имеют значения. Возможно, вам необходимо будет взглянуть на рукопись, чтобы правильно подсчитать стоимость публикации; если так, то я вышлю ее вам незамедлительно. Но я бы предпочла до этого получить какое-то представление о возможной цене; и если, опираясь на то, что я сообщаю, вы сможете сделать грубый подсчет, я вам буду крайне обязана».
В следующем письме, от 6 февраля, она пишет:
«Вы увидите, что стихи принадлежат трем поэтам, которые являются родственниками, – каждое произведение подписано именем его автора».
15 февраля она пишет снова, а 16-го сообщает следующее:
«Из рукописи выйдет более тонкая книжечка, чем я ожидала. Не могу назвать образец, на который она могла бы походить, но думаю, что предпочтительно было бы выбрать формат в двенадцатую долю листа и несколько уменьшенный шрифт
21 февраля она выбирает для стихов средний шрифт и собирается в ближайшие дни выслать им 31 фунт.
Хотя детали, приведенные в этих записках, кажутся мелочами, они отнюдь не тривиальны, так как дают ясное представление о характере Шарлотты. Раз сборник печатается за их счет, необходимо, чтобы сестра, ведущая переговоры, ознакомилась с разными видами шрифтов и форматами. В связи с этим она купила небольшое пособие, из которого узнала все, что нужно, о подготовке книг к печати. Она не допускала половинчатой информации, не полагалась на других, если могла принять решение сама; в то же время она испытывала непоколебимую уверенность, вполне оправданную, в абсолютной честности Эйлотта и Джоунса. Осмотрительность при оценке риска перед началом сотрудничества и пунктуальная выплата необходимых платежей еще до того, как они приняли характер долга, были неотъемлемыми чертами ее самодостаточного и независимого характера. И сама она соблюдала сдержанность. Пока сборник готовился и печатался, она в письмах ни словом не обмолвилась никому вне ее домашнего круга о том, что скоро должно было произойти.
В мои руки попали некоторые письма из тех, что она отправляла своей школьной наставнице мисс Вулер. Переписка началась незадолго до этого. Действуя, как и прежде, по убеждению, что в тех случаях, когда могут быть использованы слова самой Шарлотты Бронте, их не должны замещать ничьи иные, я приведу отрывки из этой переписки в хронологическом порядке.
«30 января 1846.
Дорогая моя мисс Вулер,
Я все еще не съездила с визитом в N.; я не была там уже более года, но я часто получаю весточки от Э., и она не преминула сообщить мне, что Вы были в Вустершире. Однако она не смогла дать мне Ваш точный адрес. Если бы он был мне известен, я бы Вам уже давно написала. Я полагала, что Вы хотели знать, как мы поживаем, услышав о железнодорожной панике[133]
, и Вас обрадует, что в ответ на Ваше милое проявление интереса я могу заверить Вас в том, что наш маленький капитал пока не понес ущерба. Как Вы говорите, Йорк и Мидлэнд – это очень хорошая линия, но все же, признаюсь, что я должна проявлять бдительность в том, что касается сроков. Нельзя думать, что даже самые лучшие железнодорожные линии надолго сохранят свои сегодняшние расценки, и мне очень хотелось бы продать наши акции, пока не будет слишком поздно, и сохранить доходы, вложив их в какое-нибудь более надежное, хотя пока и менее прибыльное дело. Однако мне не удается убедить моих сестер взглянуть на это исключительно с моей точки зрения, и я чувствую, что скорее готова понести убытки, чем травмировать Эмили, поступая наперекор ее мнению. Она управляла нашими финансами самым достойным и умелым образом, пока я была в Брюсселе и издалека не могла сама следить за делами, поэтому я позволяю ей по-прежнему ими заниматься и готова поплатиться за это. Она безусловно бескорыстна и энергична, и если не столь доверчива и не так поддается убеждениям, как мне бы хотелось, то мне следует помнить, что совершенство не является уделом человечества. И покуда мы в состоянии относиться к тем, кого мы любим и с кем тесно связаны, с глубоким и неизменным уважением, тот факт, что иногда они огорчают нас своим кажущимся неразумием и упрямством, выглядит как сущий пустяк.