Жизнь Шарлотты Бронте

Даже рискуя показаться слишком требовательной, не могу не сказать, что каждый раз я хочу получать от тебя столь же длинное письмо, как прошлое. Короткие записки производят впечатление очень маленького кусочка очень большого лакомства, они пробуждают зверский аппетит, но не насыщают, письмо же оставляет человека более удовлетворенным. И все же я очень радуюсь и запискам, так что не думай, что бесполезно писать лишь пару строк, если тебе не хватает времени или новостей. Будь уверена, что и несколько строчек очень даже приветствуются, и хотя я люблю длинные письма, я бы никогда не вменила тебе в обязанность писать их… Я бы действительно очень хотела, чтобы ты приехала в Хауорт до того, как ты отправишься в Б. И это мое желание совершенно естественно и закономерно. Чтобы надлежащим образом поддерживать дружбу, должен соблюдаться гармоничный баланс взаимных жестов, в противном случае закрадывается тревожное и беспокойное чувство, которое разрушает взаимный комфорт. Летом при хорошей погоде твое пребывание здесь можно организовать гораздо лучше, чем зимой. Мы могли бы больше гулять и не находиться все время в доме и в нашей комнате. В последнее время Бренуэлл ведет себя из рук вон плохо. Судя по его эксцентричному поведению и таинственным намекам, которые он себе позволяет (так как он никогда прямо не высказывается), скоро мы услышим о его новых долгах. Я чувствую себя лучше и скорее виню в слабости своего здоровья холодную погоду, чем беспокойное состояние духа».

«24 марта 1847.

Если все будет хорошо, мы в следующий раз увидимся в Хауорте. Я недовольна тем, что ты преувеличила мое недомогание в разговоре с мисс Х., побудив ее уговаривать меня, чтобы я срочно покинула свой дом. В следующий раз, когда я буду выглядеть особенно старой и страшной, я тебе ничего не скажу; как будто люди не имеют на это права без того, чтобы другие думали, будто они стоят одной ногой в могиле! Мне в этом году исполнится тридцать один год. Моя молодость промчалась как сон; и я ею почти не насладилась. Что я совершила за эти истекшие тридцать лет? Почти ничего».

Тянулся тихий и грустный год. Уже давно сестры наблюдали в непосредственной близости чудовищные последствия того, как их брат, некогда их ненаглядный любимец и предмет их наибольшей гордости, растрачивает свои таланты и употребляет во вред свои способности. Они должны были подбадривать несчастного старого отца, на чьем сердце все переживания оставляли еще более глубокие рубцы из-за его молчаливой стоической выдержки. Им надо было заботиться о его здоровье, на которое, невзирая на его состояние, он редко жаловался. Они должны были по мере своих сил сохранять бесценные остатки его зрения. Они обязаны были заниматься своим экономным хозяйством с удвоенной осторожностью, чтобы удовлетворять желания и позволять себе расходы, совершенно чуждые их аскетичной натуре. Хотя они избегали излишних контактов с другими людьми, для всех, кто попадался им на пути, у них находились добрые слова, пусть и немногочисленные; а когда возникала потребность в добрых делах, сестры, обитавшие в пасторском доме, не жалели себя, если это было в их силах. Они регулярно посещали приходские школы; редкие и краткие отлучки Шарлотты из дома часто становились еще короче из-за осознания необходимости ее присутствия в воскресной школе.

С перерывами, неизбежными при такой жизни, «Джейн Эйр» постепенно продвигалась вперед. «Учитель» тяжело и медленно переходил от издателя к издателю. «Грозовой перевал» и «Агнес Грэй» были приняты другим издателем «на условиях, не очень выгодных для авторов»; к этой невыгодной сделке мы еще вернемся с бо́льшими подробностями. В течение долгих недель первой половины лета рукописи мертвым грузом лежали в его конторе, ожидая, когда ему заблагорассудится отправить их в печать.

Радостное событие, связанное с внешним миром и предвкушаемое сестрами в эти летние месяцы, основывалось на надежде, что их сможет навестить подруга, которой были адресованы многие письма Шарлотты и чье общество она предпочитала всем остальным, когда бы обстоятельства ни позволяли им быть вместе, и которая также была любимицей Эмили и Энн. В мае установилась хорошая погода, пишет Шарлотта, и они надеялись, что их гостья будет чувствовать себя довольно комфортно. Их брат вел себя терпимо, истратив немалую сумму денег, полученную им весной, и вследствие этого подвергнувшись благотворным ограничениям, накладываемым бедностью. Но Шарлотта предупреждает подругу, что она должна быть готова к перемене в его облике и что он находится в подавленном состоянии. Она заканчивает свое приглашение мольбой: «Я молюсь о приятной погоде, чтобы можно было гулять, пока ты здесь».

Наконец дата приезда была определена.