Жизнь Шарлотты Бронте

Любой автор популярного романа получает лавину писем от неизвестных ему читателей, содержащих похвалу (иногда столь чрезмерную и неразборчивую, что она напоминает адресату о знаменитой речи доктора Джонсона[145], обращенной к тем, кто распевает дерзкие и неуместные дифирамбы), а иногда лишь несколько слов, имеющих силу всколыхнуть сердце «как при трубном звуке» и вызывающих великое смирение, побуждая автора принять твердое решение и впредь быть достойным этой похвалы; порой же дающих подлинную оценку достоинств и недостатков, а также их истоков, таким образом оказываясь той самой критикой и помощью, к которым стремится неопытный писатель. Каррер Белл получал множество писем всех этих категорий, и его отзывчивое сердце, подлинное чувство и высокие устремления были способны высоко оценить каждое из них. Среди иных ее писем, некоторые из написанных мистеру Д. Г. Льюису[146] были мне любезно предоставлены последним, и так как мне известно, что мисс Бронте высоко ценила его письма, содержащие одобрение и советы, я приведу отрывки из ее ответов в хронологическом порядке, а также потому, что все они, написанные в гневе, в согласии или гармонии, демонстрируют ее не ослепленный лестью и полный скромности характер, показывая, что она отдавала себе отчет в том, что ей удалось и что не получилось, была благодарна за дружеский интерес и испытывала обиду и раздражение лишь тогда, когда ей казалось, что грубо и несправедливо затрагивается вопрос пола. В остальном письма говорят сами за себя для того, кто умеет слушать, и гораздо лучше, чем я могу передать их смысл своими более бедными и слабыми словами. Мистер Льюис любезно разъяснил мне смысл своего письма, ответом на которое было помещенное вслед за ним письмо мисс Бронте:

«Как только роман «Джейн Эйр» был опубликован, издатели галантно послали мне экземпляр. Повинуясь энтузиазму, пробужденному во мне чтением, я направился к мистеру Паркеру и предложил написать рецензию для «Фрейзер Магазин». Он не соглашался – пока газеты не вынесли определенного суждения – оказать такую честь неизвестному роману, но полагал, что отклик может появиться в рубрике «Новинки: английские и французские романы» – там он и был опубликован в декабре 1847 г. Тем временем я написал мисс Бронте, чтобы выразить восхищение ее книгой, и, судя по ее ответу, мое письмо было воспринято ею как нотация».

Мистеру Д. Г. Льюису.

«6 ноября 1847.

Дорогой сэр.

Ваше письмо пришло вчера. Спешу заверить Вас, что я высоко ценю намерение, которое побудило Вас его написать, и я искренне благодарю Вас как за Вашу ободряющую похвалу, так и за ценный совет.

Вы предупреждаете меня остерегаться мелодрамы и призываете придерживаться реальности. Когда я только начинал писать, я был так очарован сутью принципов, которые Вы проповедуете, что я постановил руководствоваться единственно Природой и Правдой и неотступно следовать за ними. Я обуздывал воображение, изгонял романтические истории, подавлял возбуждение; я также избегал чрезмерной красочности и стремился создать что-нибудь в сдержанных тонах, серьезное и подлинное.

Когда мое произведение (однотомная вещь) было закончено, я предложил его издателю. Он охарактеризовал его как оригинальное и верное натуре, но не предполагал, что публикация принесет прибыль. Я обратился к одному за другим к шести издателям. Все они сказали мне, что в романе нет «впечатляющего сюжета» и «волнующего трепета», что он никогда не заинтересует библиотеки, а поскольку успех художественного произведения в основном зависит от этих библиотек, они не могут издавать то, что не окажется ими востребовано.

Против «Джейн Эйр» вначале тоже высказывались в таком же ключе, но в конце концов ее приняли.

Я упоминаю об этом не потому, что стремлюсь избегнуть осуждения, но чтобы привлечь Ваше внимание к корню определенных бед, преследующих литературу. Если бы в своей будущей рецензии во «Фрейзере» Вы, обладая Вашим влиянием, обратились с несколькими просвещенными словами к публике, которая поддерживает библиотеки, Вы бы совершили благое дело.

Вы также советуете мне не отдаляться от опыта, так как моя слабость проявляется тогда, когда я оказываюсь во власти выдумки, и добавляете: «настоящий опыт неизменно интересен для всех».

Я чувствую, что и это правда, но, сэр, не является ли личный опыт каждого индивидуума слишком ограниченным? И если писатель исключительно или в основном пишет о своем опыте, не обрекает ли он себя на повторение и не превращается ли в эгоиста? Ведь воображение – это сильное и неуемное качество, требующее быть услышанным и реализованным: следует ли нам замкнуть слух в ответ на его возгласы и остаться бесчувственными к его бурлению? Когда оно показывает нам яркие картинки, обязаны ли мы отворачиваться от них и не пытаться запечатлеть их? А когда оно красноречиво, быстро и настойчиво шепчет нам в ухо, не следует ли нам записывать под его диктовку?

Я буду нетерпеливо листать следующий номер «Фрейзера», чтобы найти Ваше мнение по этим пунктам.

С благодарностью

К. Белл».