Жизнь Шарлотты Бронте

Если как автор она и была польщена признанием, она с осторожностью относилась к тем, от кого она принимала похвалу, ведь основная ценность похвалы зависела от искренности и способностей высказывающего ее человека. Поэтому она обратилась к мистеру Вилльямсу (джентльмену, связанному с ее издательским домом) за разъяснениями, что же представляет собою мистер Льюис. Ее ответ, написанный после того, как она узнала о личности ее будущего критика, и во время ожидания его отклика, достоин внимания. Кроме упоминания о нем, оно содержит намеки на недоумение, связанное с тем, кем на самом деле являются братья Беллы, а также замечание о поведении другого издателя по отношению к ее сестре; в отношении последнего я воздерживаюсь от комментариев, так как понимаю, что, когда речь заходит о таких людях, правду объявляют клеветой.

Мистеру В. С. Вилльямсу, эсквайру.

«10 ноября 1847.

Дорогой сэр, я получил «Британнию» и «Сан», но не «Спектейтор», о чем весьма сожалею, ведь критика, хотя и не приятна, может быть полезна.

Благодарю Вас за информацию о мистере Льюисе. Рад слышать, что он умный и искренний человек: раз дело обстоит именно так, я буду стойко ожидать его отклика; даже если он будет неблагоприятным для меня, я не стану роптать; способность и честность имеют право осуждать в тех случаях, где находят осуждение заслуженным. Из того, что вы пишете, однако, я скорее надеюсь получить по крайней мере сдержанное одобрение.

Ваш отчет о различных предположениях, касающихся братьев Беллов, меня очень позабавил: если бы появилась разгадка, наверно, решили бы, что игра не стоила свеч; но я не буду распространяться об этом; молчание на этот счет нас устраивает и точно никому не вредит.

Рецензент, который отметил сборник стихов в «Даблин Магазин», предположил, что трое подразумеваемых лиц на самом деле являются лишь одним, наделенным чрезмерно раздутым самомнением и, соответственно, несколько преувеличенным представлением о собственных талантах, в результате чего он якобы заключил, что подобные таланты не способен вместить в себя один человек, и разделил себя на троих, заботясь, бесспорно, о нервах публики, которой предстояло великое изумление! Это остроумная мысль – очень оригинальная и поразительная, – но не верная. Нас трое.

Скоро выйдут прозаические произведения Эллиса и Эктона, им следовало появиться уже давно, так как первая корректура была готова еще в начале августа, до того, как Каррер Белл передал в Ваши руки рукопись «Джейн Эйр». Мистер Х.[147]

, однако, работает не так, как господа Смит и Элдер; на улице N., кажется, царит иной дух, по сравнению с тем, который задает курс по адресу 65, Корнхилл… Мои родственники страдают из-за изматывающих отсрочек и промедлений, в то время как мне следует отдать должное стилю работы моих издателей, одновременно деловому и порядочному, энергичному и внимательному.

Хотелось бы знать, всегда ли мистер Х. действует так, как он поступает по отношению к моим родственникам, или это исключение из его обычных правил. Знаете ли Вы что-нибудь о нем и можете ли рассказать мне об этом? Вы должны меня извинить за то, что я говорю без обиняков, когда мне хочется что-либо узнать: если мои вопросы кажутся назойливыми, за Вами, разумеется, сохраняется полное право не отвечать на них.

С уважением

К. Белл».

Мистеру Д. Г. Льюису, эсквайру.

«22 ноября 1847.

Дорогой сэр. Я наконец прочитал роман «Рэнторп»[148], который мне удалось получить лишь пару дней назад. Читая «Рэнторп», я читал новую книгу – не подражание, не отражение иного произведения, но новую книгу.

Я не подозревал, что сегодня пишут такие книги. Она сильно отличается от всех иных популярных художественных произведений: она наполняет ум новым знанием. Ваш опыт и Ваши убеждения заражают читателя, и для писателя, по крайней мере, они имеют совершенно необычную ценность и интерес. Теперь я жду Вашей рецензии на «Джейн Эйр» с иными чувствами по сравнению с теми, которые я испытывал до чтения «Рэнторпа».

Вы были для меня незнакомцем. Я не питал к Вам особого уважения. Я не думал, что Ваша похвала или осуждение будут иметь какой-либо особый вес. Я мало представлял себе Ваше право осуждать или одобрять. Сейчас мне это ясно.

Вы будете суровы, Ваше последнее письмо мне это доказало. Ну что ж! Я попытаюсь извлечь урок из Вашей суровости, а кроме того, хотя я теперь уверен, что Вы справедливый, разборчивый человек, все же, как любой смертный, Вы не гарантированы от ошибки; если какая-либо часть Вашей критики глубоко расстроит меня – сделает мне слишком больно – я не стану пока доверять ей, отложу ее в сторону до того времени, как почувствую, что могу воспринимать ее не мучаясь.

С глубоким уважением

К. Белл».