Жизнь Шарлотты Бронте

Мне не попадалась на глаза «Гордость и предубеждение» до тех пор, как я прочитал это Ваше предложение и затем я разыскал эту книгу. И что я обнаружил? Точный, дагерротипный портрет заурядного человека; прекрасно возделанный сад за безупречным забором, с четкими границами и нежными цветами, но нет ни ярких, живых лиц, ни природных просторов, ни свежего воздуха, ни голубых холмов, ни живописных ручьев. Мне бы вряд ли захотелось жить с ее леди и джентльменами в их элегантных, но тесноватых домах. Эти наблюдения, наверно, Вас раздражают, но я рискну.

Теперь я могу понять восхищение, вызываемое Жорж Санд; хотя я не восторгался ни одним из ее романов целиком (даже в «Консуэло», самом лучшем, или лучшем из того, что я читал, есть какая-то странная экстравагантность в сочетании с замечательным мастерством), но все же она обладает аналитическим умом, который я полностью не понимаю, но который я глубоко уважаю; она отличается проницательностью и глубиной. А мисс Остин просто хитра и наблюдательна.

Ошибаюсь ли я или Вы произнесли свои слова впопыхах? Если у Вас будет время, я рад был бы услышать Ваши дальнейшие соображения по этому поводу. Если времени у Вас нет или вопрос Вам кажется слишком праздным, не утруждайте себя ответом.

С уважением

К. Белл».

Д. Г. Льюису, эсквайру.

«18 января 1848.

Дорогой сэр.

Я должен написать еще одну записку, хотя и не намеревался так скоро вновь беспокоить Вас. Отчасти я с Вами согласен, а отчасти нет.

Вы поправляете мои грубые замечания по поводу «влияния»; что ж, я принимаю Ваше определение того, каковы должны быть результаты этого влияния; я признаю мудрость Ваших правил контроля над ним…

Засим в Вашем письме следует такая странная нотация! Вы говорите, что я должен осознать, что «мисс Остин не поэтесса, не обладает «чувством» (Вы презрительно заключаете это слово в кавычки), красноречием, никакими упоительными восторгами поэзии», а затем добавляете, что я должен научиться признавать в ней одного из великих художников, великих живописцев человеческого характера, и одного из немногих когда-либо живших на свете писателей, лучше всех знавших, какие средства уместны для достижения определенной цели. Я соглашусь лишь с последним пунктом.

Может ли существовать великий художник без поэзии?

Тот, перед кем я склоняюсь, кого я называю великим художником, не может быть лишен божественного дара. Но уверен, что под поэзией Вы понимаете что-то совсем иное, чем я, так же, как и под «чувством». То, что возвышает мужеподобного Жоржа Санда и делает из чего-то грубого нечто Богоподобное, – это именно поэзия, в моем понимании этого слова. То, что извлекает злобу из этого грозного Теккерея, превращая то, что могло бы стать разъедающим ядом, в очищающий эликсир – это «чувство», в моем понимании этого слова, чувство, ревниво затаенное, но подлинное.

Если бы Теккерей не имел в своем большом сердце глубоких чаяний для себе подобных, он бы с радостью уничтожал, но на самом деле, как мне кажется, он желает лишь реформировать. Мисс Остин, лишенная, как Вы говорите, «чувства», лишенная поэзии, может быть и реальна (более

реальна, чем подлинна), но в ней не может быть величия.

Готов снести гнев, который я в Вас пробудил (ведь я высказал сомнения в Вашей любимице?); но буря может и обойти меня стороной. Тем не менее, я непременно, по мере возможности (я не знаю точно, когда, ведь у меня нет доступа к библиотеке), тщательно просмотрю все вещи мисс Остин, как Вы мне это и рекомендуете… Простите, что я не всегда разделяю Ваши взгляды, но все же примите изъявления моей благодарности.

К. Белл».

Я немного сомневалась, стоит ли включать следующую выдержку из письма мистеру Вилльямсу, но она слишком характерна для Шарлотты Бронте. Содержащаяся в ней критика так интересна (независимо от того, согласны мы с ней или нет), что я решилась на это, хотя тем самым нужно нарушить хронологический порядок писем. Эта переписка столь ценна потому, что в ней раскрывается чисто интеллектуальный аспект ее личности.

Мистеру В. С. Вилльямсу, эсквайру.

«26 апреля 1848.

Дорогой сэр.

Я прочитал роман «Роза, Бланш и Виолетта»[152] и, как смогу, поделюсь с Вами своими впечатлениями. Не знаю, лучше ли это, чем «Рэнторп», ведь «Рэнторп» мне очень понравился, но в любом случае в нем содержится много хорошего. Я нахожу в нем ту же силу, но уже изрядно окрепшую.