Жизнь Шарлотты Бронте

Однако состояние Эмили быстро ухудшалось. Я помню, как мисс Бронте содрогнулась, рассказывая мне о том, что она почувствовала после того, как, прочесав впадинки и скрытые щели на болотах в поисках сохранившейся веточки вереска – хотя бы одной, какой бы завядшей она ни была, – чтобы принести ее Эмили, она увидела, что мутные и равнодушные глаза сестры не распознали цветок. И все же до самого конца Эмили упорно придерживалась своей привычки к свободе. Она не терпела ничьей помощи. Любая попытка помочь пробуждала в ней ее прежний суровый дух. Однажды в декабрьский вторник она поднялась утром и оделась как обычно, со многими остановками, но совершенно самостоятельно, и даже попыталась взяться за шитье: служанки наблюдали за ее прерывистым, хриплым дыханием и заволакивающимися глазами, понимая, что именно предрекают эти признаки; но она продолжала работать, и у Шарлотты с Энн, полных невысказанного ужаса, теплилась еще капелька надежды. В то утро Шарлотта написала следующее, возможно, в присутствии своей умирающей сестры:

«Вторник.

Мне следовало бы написать тебе ранее, если бы у меня оставалась хоть одна капля надежды, но у меня ее нет. С каждым днем она слабеет. Мнение доктора было высказано слишком уклончиво, чтобы быть полезным. Он послал какие-то лекарства, которые она не принимает. Никогда еще я не переживала столь мрачных мгновений. Я молюсь о том, чтобы Всевышний поддержал всех нас. До сих пор Он отвечал на мою мольбу».

К полудню Эмили стало хуже: задыхаясь, она была в состоянии говорить лишь шепотом. Теперь, когда было уже слишком поздно, она сказала Шарлотте: «Если ты пошлешь за доктором, я допущу его». Около двух часов она умерла.

«21 декабря 1848.

Сейчас Эмили больше не испытывает боли или слабости. Страдать в этом мире ей больше не придется. Она ушла после тяжелой и краткой схватки. Она умерла во вторник, в тот самый день, когда я писала тебе. Я думала, что она вполне могла бы быть с нами еще несколько недель, но спустя несколько часов она уже совершила переход в вечность. Да, Эмили больше не существует во времени или на земле. Вчера мы опустили ее бедную, изможденную смертную оболочку в могилу под церковным полом. Сейчас мы совершенно спокойны. Что еще мы могли бы испытывать? Мука, вызываемая видом ее страданий, кончилась; завершилось и зрелище ее агонии; прошли похороны. Мы чувствуем, что она покоится с миром. Нет нужды теперь переживать из-за суровых морозов или сильного ветра. Эмили их не чувствует. Она умерла в тот момент, когда подавала надежды. Мы видели, как ее жизнь была прервана в самом расцвете. Но такова Божья воля, и место, куда она ушла, лучше того, которое она покинула.

Бог поддерживал нас удивительным образом в течение таких невообразимых мучений. Сейчас мои взоры обращены к Энн, я желаю ей здоровья и крепости, но она не обладает ни тем ни другим. И папа тоже. Ты могла бы приехать к нам на несколько дней? Я не стану уговаривать тебя остаться дольше. Сообщи мне в письме, сможешь ли ты приехать на следующей неделе и каким поездом. Я постараюсь послать за тобой в Кейли двуколку. Уверена, что ты найдешь нас в умиротворенном состоянии. Постарайся приехать. Я еще никогда так не нуждалась в дружеском участии. Конечно, для тебя в этом будет мало удовольствия, кроме того удовольствия, которое твое доброе сердце научит тебя находить в оказании милости ближнему».

Когда старый осиротелый отец с двумя живыми детьми следовал за гробом, к ним присоединился Сторож, дикий и верный бульдог Эмили. Он брел рядом со скорбящими, вошел в церковь и тихо стоял в течение всего отпевания. Вернувшись домой, он лег у порога спальни Эмили и жалобно выл много дней подряд. С этого времени Энн Бронте быстро начала терять душевные и физические силы.

Глава 3