Жизнь Шарлотты Бронте

Вчера Энн чувствовала себя сносно и провела довольно спокойную ночь, хотя спала она немного. Мистер Уилхаус опять рекомендовал приложить пластырь. Она стойко перенесла эту процедуру. Я только что перевязала ее и она встала, чтобы сойти вниз. Выглядит она довольно бледной и больной. Она приняла одну дозу жира трески, по запаху и вкусу он напоминает паровозное масло. Я стараюсь не терять надежды, но день сегодня ветреный, облачный и ненастный. Порой я впадаю в совершенную депрессию, затем я обращаю взор туда, куда ты советуешь мне обращаться, за пределы земных бурь и печалей. И кажется, что во мне просыпается если не утешение, то силы. О будущем лучше не загадывать. Я чувствую это ежечасно. Ночью я просыпаюсь и мечтаю о рассвете, и у меня сжимается сердце. С папой все то же; когда он спустился к завтраку, он был очень слаб… Дорогая Э., как меня поддерживает твоя дружба. Я благодарна за это. Во мгле, которая окутывает меня сейчас, мерцает мало огоньков, но среди них самым ободряющим и безмятежным является постоянство преданного мне доброго сердца».

«15 января 1849.

Я вряд ли могу сказать, хуже Энн или лучше. Часто ее состояние меняется в течение одного дня, и все же каждый день проходит так же как другие. Самое лучшее время обычно – это утро, а во второй половине дня и вечером у нее начинается жар. Кашель в большей степени беспокоит ее по ночам, но он редко бывает слишком сильным. Ее все еще беспокоит боль в руке. Она регулярно принимает рыбий жир и карбонат железа и находит, что оба они вызывают тошноту, особенно рыбий жир. Аппетита у нее почти нет. Не бойся, что я буду не так внимательно за ней ухаживать. Она слишком дорога мне, чтобы не заботиться о ней изо всех имеющихся у меня сил. Папе, слава Богу, в эти последние два дня намного лучше.

Что касается твоих вопросов обо мне, я могу лишь сказать, что, если я останусь в той же форме, то будет очень хорошо. Я все еще не избавилась от боли в груди и в спине. Как ни странно, они возвращаются с каждой переменой погоды, и иногда все еще сопровождаются некоторыми болевыми ощущениями и хрипом, но я упорно борюсь с ними с помощью пластырей и отваров из отрубей. Я думаю, что было бы чрезвычайно глупо и неверно не заботиться сейчас о своем здоровье; мне сейчас заболеть совсем невозможно.

Я избегаю смотреть вперед или назад и стараюсь направлять свой взор лишь к небу. Сейчас не время сожалеть, трепетать или рыдать. То, что я делаю и должна делать, совершенно ясно предстает передо мной; то, чего я желаю и о чем молюсь, это о силе воплотить это. Дни проходят медленно и мрачно; ночи несут с собой испытания; внезапное пробуждение от беспокойного сна; возвращающееся осознание того, что одна в могиле, другая же больна и прикована к постели. Но над нами Бог».

«22 января 1849.

В течение нескольких мягких дней на прошлой неделе действительно казалось, что Энн лучше, но сегодня она опять выглядит очень бледной и вялой. Она стойко продолжает принимать рыбий жир, но находит его совершенно тошнотворным.

Она очень признательна тебе за подметки для туфель и находит их очень удобными. Она поручила мне заказать тебе точно такой же респиратор, каким пользовалась миссис Х. Она не прочь заплатить более высокую цену, если ты сочтешь это необходимым. Если тебя не слишком затруднит, не могла бы ты и мне купить пару подметок; ты можешь послать их в той же коробке, что и респиратор. Ты обязана указать цену всего этого, и мы заплатим тебе почтовым чеком. Ты уже получила «Грозовой перевал». Х. я ничего не послала. Раз мне нечего писать, кроме безотрадных новостей, я предпочла, чтобы об этом рассказывали другие. Х. я тоже не писала. Я вообще не в состоянии писать, разве что по крайней нужде».

«11 февраля 1849.

Сегодня мы получили коробку со всем ее содержимым. Промакашки для перьев очень красивые, и мы тебе за них крайне признательны. Надеюсь, что респиратор пригодится Энн, если она поправится достаточно для того, чтобы снова выходить из дома. Ее состояние все то же – полагаю, не намного хуже, хотя она быстро теряет вес. Боюсь, что воображать ее выздоровление было бы самообманом. Какое воздействие окажет на нее приближающееся теплое время года, я не знаю, возможно, возвращение по-настоящему теплой погоды сможет дать ее организму необходимый толчок. Мне страшно и помыслить о том, что холодный ветер и заморозки могут принести перемены. Скорее бы этот март был позади! Она в целом пребывает в безмятежном состоянии, а ее мучения пока не могут сравниться с тем, что испытывала Эмили. Я все больше привыкаю к мысли о том, как это может развиваться в будущем, но мысль эта для меня – грустный и угрюмый гость».

«16 марта 1849.