Жизнь Шарлотты Бронте

Я прочла письмо, которое написала тебе Энн, оно, как ты говоришь, трогательное. Если бы не существовало надежды за пределами этого мира – если бы не было вечности и будущей жизни – то судьба Эмили и та, что грозит Энн, была бы ужасной. Я не могу забыть день смерти Эмили: эта мрачная мысль все чаще приходит мне в голову, становясь все навязчивее. Это было так страшно. Она была в сознании, задыхалась, сопротивлялась и в то же время проявляла твердость, и вот она была вырвана из счастливой жизни. Но не следует зацикливаться на таких вещах.

Я рада, что твои близкие возражают против твоей поездки с Энн, – этого действительно делать не следует. Честно говоря, даже если бы твоя мама и сестры согласились, я бы не могла. Дело не в том, что она требует какого-то сложного ухода, она нуждается и принимает лишь незначительные услуги, но опасность и тревога превзошли бы то, чему можно тебя подвергать. Если через месяц или шесть недель она все еще будет желать перемен так же сильно, как сейчас, то я (D.V.) сама поеду с ней. Это точно будет моим основным долгом, которому должны быть подчинены другие обязанности. Я посоветовалась с мистером Т. – он не возражает и рекомендует Скарборо, что было выбором и самой Энн. Надеюсь, что можно будет организовать твое пребывание с нами хотя бы на недолгий срок… Будем ли мы снимать комнаты или нет, я бы хотела иметь полный пансион. Заботиться о питании было бы, думаю, неподъемной задачей. Я не люблю держать продукты в буфете, запирать их, подвергаться воровству и все такое прочее. Подобное раздражение по мелочам изнурительно».

Болезнь Энн протекала медленнее, чем болезнь Эмили, и она была слишком неэгоистичной, чтобы отказываться от тяжелых средств, благодаря которым, даже если сама она особенно не надеялась на успех, ее близкие могли извлечь скорбное удовлетворение.

«Я тешила себя мыслью, что она начинает набираться сил. Но наступившие морозы сказались на ее состоянии, и в последнее время она страдает еще больше. И все-таки ее болезнь не сопровождается никакими из пугающих, быстро появляющихся симптомов, которые пугали во время болезни Эмили. Если бы она только прожила до конца весны, тогда, я надеюсь, летом ей станет лучше, а затем ранний переезд в более теплое место на зиму сможет, по крайней мере, продлить ее жизнь. Если бы только можно было рассчитывать еще на год, я была бы благодарна. Но могут ли рассчитывать на это даже здоровые люди? Несколько дней назад я написала доктору Форбсу[164]

и спросила его мнение… Он предостерег нас от благодушных надежд на выздоровление. Особо эффективным средством он считает жир тресковой печени. Он также не одобрил переезд на другое место в данный момент. Есть слабое утешение в осознании того, что мы делаем все возможное. Теперь мы не испытываем страданий из-за того, что лечением намеренно и полностью пренебрегают, как во время болезни Эмили. Да не будет нам суждено вновь испытать такую агонию. Это было ужасно. В последнее время я гораздо меньше чувствовала ломоту и неприятную боль в груди, и я почти не хриплю. Я попробовала прикладывать горячий уксус, и средство это, кажется, помогло».

«1 мая.

Я рада слышать, что, когда мы поедем в Скарборо, ты сможешь отправиться с нами, но путешествие и его последствия все еще остаются для меня источником великой тревоги; я должна постараться отложить его на две-три недели, возможно, к тому времени более теплое время года придаст Энн сил, хотя все может быть и наоборот, предсказать невозможно. Потепление пока оказалось для нее не очень благоприятным. В последние несколько дней она временами испытывала такую слабость и так страдала от боли в боку, что я не знала, что и думать… Она может еще совладать с болезнью и почувствовать себя лучше, но должно произойти хоть какое-нибудь улучшение перед тем, как я смогу оправдать в своих глазах наш отъезд из дома. Но в то же время промедление болезненно, потому что, как всегда, я полагаю, бывает в таких случаях, сама она как будто не осознает необходимости для такой задержки. Я думаю, она удивляется, почему я недостаточно говорю о путешествии: меня огорчает мысль, что ее может обижать моя кажущаяся медлительность. Она совершенно истощена – гораздо больше, чем когда ты была с нами; у нее такие тоненькие руки, как ручки маленького ребенка. Минимальное усилие вызывает одышку. Каждый день она выходит на небольшую прогулку, но мы скорее ползем, чем идем… Папа продолжает себя довольно хорошо чувствовать. Я надеюсь, что и сама буду держаться в норме. Пока еще у меня есть повод быть благодарной Всевышнему».