Читаем Зло и свобода. Рассуждения в связи с «Религией в пределах только разума» Иммануила Канта полностью

Кант, что вполне естественно для него, высоко ценил те примеры сокрытия «исторических оснований», которые давала сама история. Так, он с заметным одобрением пишет об английских «опекунах народа», которым удалось замаскировать характер государственного переворота 1688 г. Они смогли «приписать низвергнутому монарху добровольный отказ от управления» и сохранить видимость преемственности конституции. См.: Кант И. О поговорке… С. 94. Вместе с Кантом отдадим им должное: такая маскировка «исторических оснований», действительно, есть свидетельство огромного мастерства власть имущих, учитывая реальные события, составившие характер этого переворота, – вопиющее нарушение английской (неписаной) конституции и самих основ законности, самоуправство вступивших в сговор элит (когда, по словам Юма, большинством в семьсот человек было определено изменение в жизни десяти миллионов, которых никто ни о чем не спрашивал), наконец, приглашение заговорщиками иноземных интервентов для поддержки переворота, что по любым меркам трудно характеризовать иначе как акт национального предательства. См.: Юм Д. О первоначальном договоре // Юм Д. Сочинения: в 2 т. Т. 2. М.: Мысль, 1996. С. 662. Однако спустя столетие после государственного переворота в Англии 1688 г., насыщенное великой работой критической мысли Просвещения и революциями, изменившими политический ландшафт планеты, успешное повторение блестящего маневра английских «опекунов народа» оказалось крайне затруднено. Французские революционеры, современники Канта, и не пытались его повторить. Кантовская «невозможность» Французской революции – в противоположность его признанию и принятию государственного переворота 1688 г. – тем в огромной мере и объясняется, что французы нарушили священные правила любой власти – правила сокрытия и забвения своих «исторических оснований». Это,

а не само по себе публичное цареубийство, которое имело место и в Англии, сделало Французскую революцию «дьявольским злом».

Вернуться

336

Кант И. О поговорке… С. 95.

Вернуться

337

Такое предположение, говоря попутно, для Канта тоже весьма сомнительно, и он дает своим читателям следующий совет благоразумия: «…во всяком случае, нельзя принимать в расчет моральный образ мыслей законодателя…» (Кант И. К вечному миру. С. 291). Возможно, это кантовское более осторожное выражение известной политической максимы

Юма – считать всех людей, и в первую очередь политиков, «плутами», хотя в действительности не каждый из них «плут». См.: Hume D. Of the Independency of Parliament // Hume D. Essays Moral, Political, and Literary / E.F. Miller (ed.). Indianapolis: Liberty Fund, 1985. P. 42.

Вернуться

338

«Полезной» в том смысле, в каком описывает полезные функции «парламентского монарха» Макс Вебер. Отметим, что ключевой из них, в исполнении которой монарха не может подменить никакой избранный президент, является сугубо «негативная» – функция ограничения борьбы политиков за власть самим фактом занятия королем высшей, хотя по существу и безвластной позиции в государстве. См.: Weher М. Economy and Society / G. Roth, C. Wittich (eds). Berkeley (CA): University of California Press, 1978. P. 1148.

Вернуться

339

Систематическое и теоретически фундаментальное различение «формы государства» («политической формы») и «формы законодательства и правительства» проведено Карлом Шмиттом. Он же подробно объясняет, почему различие между ними, как правило, игнорируется «буржуазным правом», иными словами, почему оно вынуждено «игнорировать суверена, будь этим сувереном монарх или народ». См.: Шмитт К.

Учение о конституции (фрагмент) // Шмитт К. Государство и политическая форма / пер. О. Кильдюшова. М.: Изд. дом ВШЭ, 2010. С. 98.

Вернуться

340

См.: Канторович Э. Два тела короля. Исследование по средневековой политической теологии. М.: Изд-во Института Гайдара, 2014 (особенно главы 5 и 7).

Вернуться

341

См.: Raeff M. The Well-Ordered Police State and the Development of Modernity in Seventeenth- and Eighteenth-Century Europe: An Attempt of a Comparative Approach // The American Historical Review. 1975. Vol. 80. No. 5. P. 1221–1243.

Вернуться

342

Шмитт К. Учение о конституции (фрагмент). С. 163.

Вернуться

343

Кант И. О поговорке… С. 87.

Вернуться

344

Кант И. Метафизика нравов… С. 241.

Вернуться

345

Перейти на страницу:

Все книги серии Политическая теория

Свобода слуг
Свобода слуг

В книге знаменитого итальянского политического философа, профессора Принстонского университета (США) Маурицио Вироли выдвигается и обсуждается идея, что Италия – страна свободных политических институтов – стала страной сервильных придворных с Сильвио Берлускони в качестве своего государя. Отталкиваясь от классической республиканской концепции свободы, Вироли показывает, что народ может быть несвободным, даже если его не угнетают. Это состояние несвободы возникает вследствие подчинения произвольной или огромной власти людей вроде Берлускони. Автор утверждает, что даже если власть людей подобного типа установлена легитимно и за народом сохраняются его базовые права, простое существование такой власти делает тех, кто подчиняется ей, несвободными. Большинство итальянцев, подражающих своим элитам, лишены минимальных моральных качеств свободного народа – уважения к Конституции, готовности соблюдать законы и исполнять гражданский долг. Вместо этого они выказывают такие черты, как сервильность, лесть, слепая преданность сильным, склонность лгать и т. д.Книга представляет интерес для социологов, политологов, историков, философов, а также широкого круга читателей.

Маурицио Вироли

Обществознание, социология / Политика / Образование и наука
Социология власти. Теория и опыт эмпирического исследования власти в городских сообществах
Социология власти. Теория и опыт эмпирического исследования власти в городских сообществах

В монографии проанализирован и систематизирован опыт эмпирического исследования власти в городских сообществах, начавшегося в середине XX в. и ставшего к настоящему времени одной из наиболее развитых отраслей социологии власти. В ней представлены традиции в объяснении распределения власти на уровне города; когнитивные модели, использовавшиеся в эмпирических исследованиях власти, их методологические, теоретические и концептуальные основания; полемика между соперничающими школами в изучении власти; основные результаты исследований и их импликации; специфика и проблемы использования моделей исследования власти в иных социальных и политических контекстах; эвристический потенциал современных моделей изучения власти и возможности их применения при исследовании политической власти в современном российском обществе.Книга рассчитана на специалистов в области политической науки и социологии, но может быть полезна всем, кто интересуется властью и способами ее изучения.

Валерий Георгиевич Ледяев

Обществознание, социология / Прочая научная литература / Образование и наука

Похожие книги

О смысле жизни. Труды по философии ценности, теории образования и университетскому вопросу. Том 1
О смысле жизни. Труды по философии ценности, теории образования и университетскому вопросу. Том 1

Казалось бы, в последние годы все «забытые» имена отечественной философии триумфально или пусть даже без лишнего шума вернулись к широкой публике, заняли свое место в философском обиходе и завершили череду открытий-воскрешений в российской интеллектуальной истории.Вероятно, это благополучие иллюзорно – ведь признание обрели прежде всего труды представителей религиозно-философских направлений, удобных в качестве готовой альтернативы выхолощено официозной диалектике марксистского толка, но столь же глобальных в притязаниях на утверждение собственной картины мира. При этом нередко упускаются из вида концепции, лишенные грандиозности претензий на разрешение последних тайн бытия, но концентрирующие внимание на методологии и старающиеся не уходить в стилизованное богословие или упиваться спасительной метафорикой, которая вроде бы избавляет от необходимости строго придерживаться собственно философских средств.Этим как раз отличается подход М. Рубинштейна – человека удивительной судьбы, философа и педагога, который неизменно пытался ограничить круг исследования соразмерно познавательным средствам используемой дисциплины. Его теоретико-познавательные установки подразумевают отказ от претензии достигнуть абсолютного знания в рамках философского анализа, основанного на законах логики и рассчитанного на человеческий масштаб восприятия...

Моисей Матвеевич Рубинштейн

Философия / Образование и наука