Зловещее сокровище

– Так вот, – Виктория бесцеремонно прервала Королева, – если Вы, господин хороший, пожелаете избавить свою прародительницу от «грязной работы» и привести ее душу к давно заслуженному умиротворению, то Вы без каких-либо сожалений, и, заметьте, по собственной доброй воле, поможете нам отыскать тайник, сокрытый, не сомневайтесь, изрядно намучившейся прабабкой.

На несколько минут Картаев задумался: всё услышанное было настолько невероятно, что, естественно, в его мозгу зародилось некоторое сомнение. Однако, намного поразмыслив и прикинув, на что идут люди (не ради какой-то наживы, а лишь для того, чтобы заполучить не такие уж и ценные артефакты, которых по большому счету все только чураются), в его голове настойчиво укрепилась мысль, что, возможно, всё им здесь и сейчас услышанное не так уж и далеко от истины; в нашем мире столько еще всего неизведанного, и как на самом деле устроена жизнь – никому не известно; выражаясь точнее, сопоставив озвученную информацию с далеким семейным преданием, он пришел к неукоснительному выводу, что если история и не полная правда, то все-таки будет лучше отдать, чего от него требуют, тем более что сам он так никогда и не отважится поступиться с предупреждениями, оставшимися в назидание от прародительницы, и не попытается сделать с Проклятыми предметами что-то самостоятельно:

– Ладно, вы меня убедили – мы едим в наше московское «родовое гнездышко».

– Только, извини, – вдруг снова отметился замечанием Аркадий Ковальский, – мы тебе не совсем доверяем, так что ночевать ты останешься, будучи накрепко привязан к березе.

Странно, но здравая мысль посетила наиболее интеллигентного изо всех здесь присутствующих. Действительно, на улице уже полностью опустилась ночь, и, поскольку вопросы, интересовавшие компаньонов, были удачно разрешены, значит, пришла пора задуматься о ночлеге. Всем членам немногочисленной группы сама мысль, что в прикованном состоянии придется оставлять человека, выразившего желание с ними сотрудничать, претила и была неприятна; но – как гласят поговорки, береженного Бог бережет, или подальше положишь, поближе возьмешь – поэтому с замечанием Аркадия трудно было не согласиться, тем более что Иван Дмитриевич к несправедливому отношению сам выразил и полное, и неукоснительное согласие:

– Я все понимаю и отношусь к предосторожностям совершенно нормально: я и сам, если честно, поступил бы аналогично, так что с моей стороны никаких претензий не будет.

И вот тут-то вмешалась Багирова, не выдержавшая необъяснимой дискриминации; срывая с себя маску и показывая, насколько она доверяет новоявленному знакомому, бесподобная предводительница гневно сверкнула прекрасными глазками и, ни минуты не сомневаясь, что ее приказания будут исполнены незамедлительно, и притом в точности, голосом, заставлявшим трепетать двух ее компаньонов сладостным вожделением, но в значимой мере и твердо сказала:

– Нет, так не пойдет! Мало того что мы изранили человека до степени, что он навряд ли самостоятельно сможет передвигаться, так мы еще и дальше продолжим его тиранить, оставляя привязанным к дереву – это, господа хорошие, вы хотите сказать? – здесь она сделала короткую передышку, пытаясь побороть в себе осознание, душившее ее от невыразимой несправедливости, и, только чуть отдышавшись, продолжила: – Вы нас, Иван Дмитриевич, извините, но наручники у вас на руках мы все же оставим, правда, застегнем их теперь спереди, а спать Вы перейдете в палатку – Аркадий же! – здесь она посмотрела на возлюбленного таким «всепрожигающим взглядом», словно готова была «испепелить» его и сразу, и полностью, – поскольку он у нас самый умный, первым встанет на стражу и в свою очередь проследит, чтобы с Вашей милостью ничего не случилось.

Ковальский, кляня неоправданную предусмотрительность, не нашедшую понимания, готов был провалиться сквозь землю; он и без того давно уже стал замечать, как охладела к нему любимая женщина, а тут еще… невпопад сделанные замечания все больше настраивали ее против избранника, казалось бы, проверенного и давнего кавалера; как печальное следствие, в очередной раз он молча давал себе невыполнимое обещание: «Больше никогда не лезть «к ним» с советами, пусть сами, как захотят, так впоследствии разбираются». Между тем комментарии Виктории он воспринял внешне спокойно, выразив завидное хладнокровие и полною готовность беспрекословно следовать ее указаниям.

Когда Картаева отстегнули от дерева и перестегнули ему наручники, как и обещали, поместив исключительно наперед, плененный бизнесмен, следуя в палатку и проходя мимо обрусевшего поля́ка, не удержался, чтобы невольно ему «не бросить»:

– И все-таки у вас баба командует.