Аркадий ничего ему не ответил, а только печально вздохнул, прекрасно понимая, что молодая и прекрасная женщина не отдает ему такого же предпочтения, как, скажем, было совсем еще в недалеком прошлом, пока в ее поле зрения не появился полицейский сотрудник. Семен же, к своему несомненному удовольствию, и сам с некоторых пор стал отмечать, как в его сторону неровно дышит новоявленная знакомая, несравненная и прекрасная, и совершенно не знал, как следует поступить в возникшей затруднительной ситуации (за последнее время он очень сдружился и с ней, и с ее возлюбленным, а поступать по-свински, «отбивая» у друга любимую девушку, – ему никак не хотелось). С другой стороны, для него не являлось большим секретом, что волнения, связанные с коварным предательством бывшей супруги, давно уже канули в лету, и в его сердце вновь зародилось нежное чувство, выраженное к женщине хотя и немного своенравной, и непререкаемо властной, но все же невероятно красивой, в душе доброй и справедливой, а еще и бесподобно очаровательной.
Вот в таких недобрых мыслях и расходились понурые компаньоны, направляясь каждый туда, куда ему определила самопровозглашенная предводительница, – Семен с Картаевым спать в палатку, Ковальский поддерживать огонь в костре и стоять на часах.
Сама Виктория, как и обычно, отправилась в удобную автомашину. Подобно всем остальным, справившись с основной задачей, молодая женщина все мысли о миротворческой миссии сразу же «отбросила» в сторону и занялась подведением итогов своей запутанной личной жизни; да, действительно, с недавних пор она стала чувствовать, что к суженному значительно «охладела», но как ему об этом сказать – пока она даже не представляла; словом, предаваясь воспоминаниям о счастливом времени, проведенном с ним вместе, она никак бы не смогла поступить в отношении него подло – взять и вот так просто растоптать его светлые чувства… их связывало слишком много волнительных переживаний и чудеснейших мгновений, запомнившихся ей навсегда, на всю ее жизнь. Тем не менее, что бы там не думалось, но собственное счастье ей было намного дороже, и она непременно хотела строить его вдвоем с Королевым, а никак не с Ковальским; именно озаботившись столь серьезной причиной и засыпая в салоне удобного «мерседеса», редкостная красавица твердо решила, что об изменившихся предпочтениях она обязательно поставит в известность несостоявшегося супруга, но оповестит его только после того, как закончится их захватывающее, увлекательное и очень долгое приключение.
Глава XXXII. Еще два амулета
Ночь прошла спокойно. Отстояв положенные ему три часа, Аркадий разбудил полицейского, произведя смену дежурного караула. Наутро решено было вставать в пять часов, и, как только все были разбужены, соискателям было предоставлено пятнадцать минут, чтобы привести себя в вид, надлежащий для долгого путешествия вид; закончив, вся честна́я компания, состоявшая уже из четырех человек, погрузилась в автомобиль и выдвинулась обратно, в Московскую область.
Занимавшая их деревушка находилась в самой глуши Егорьевского района. Жилых домов она насчитывала не более десяти, все же остальные к тому моменту давно уже были дачными. Про дом Шировой Агафьи Серафимовны пришлось спрашивать у местного старожила, которому минуло далеко за семьдесят. Худощавый старик, не выделявшийся высоким ростом и мощными габаритами и, видимо, немало повидавший на своем долгом веку, целый час силился вспомнить женщину, интересовавшую внезапно нагрянувших путешественников.
К концу пути Иван Дмитриевич стал полностью пользоваться доверием прекрасной Виктории, и она, приняв единоличное (как следует понимать, непререкаемое) решение, решительно и однозначно потребовала, чтобы его освободили в том числе и от железных наручников; чуть прихрамывая (как бы не думалось, но арбалетные стрелы все-таки оставили свой неизгладимый вклад в способность передвигаться) он неотступно сопровождал отважных героев в обследовании полуразрушенной, древней деревни. Как оказалось, она насчитывала всего лишь четыре улицы, одну центральную и три примыкающих, где две расположились со стороны поля, последняя же едва отступала от леса. Со слов почтенного старца на лесной улочке, а именно в самой ее середине, и находился дом гражданки, некогда носившей фамилию Широва. Следуя по указанным им приметам, путешественники легко отыскали нужное им строение.
Однако применять подобный термин, казалось бы, было не к месту: весь деревянный верх полуразрушенной конструкции полностью сгнил, в наличии же осталось лишь каменное полуподвальное помещение первого этажа; там красовалась кирпичная печь, явно уже отслужившая положенный век, но выглядевшая все еще сравнительно крепкой, причем часть ее трубы, служившая обогревателем второго этажа, давно развалилась, но сам каркас оставался практически невредимым; всё, что находилось вокруг, как в точности и внутри, поросло густым, непроходимым бурьяном.
– Глядите, поаккуратней: в высокой траве водятся змеи, – предупредил их старик, – и даже гадюки.