Знак небес

Князь оглянулся, пытливо всматриваясь в тех, кто стоял поблизости от него. Лица селян выражали у кого сожаление, у кого скорбь, а кто просто завороженно упивался разрушительной картиной пожара — и впрямь захватывающее зрелище. Но главного — улыбок или радости — обнаружить не удалось.

И что ему теперь делать? Подвергнуть пыткам все село?

— Княже? — услышал он сзади робкий голос.

Константин обернулся. Кузнечиха. Вот еще одна из подозреваемых. На лице никаких эмоций, словно в Залесье каждую ночь горят церкви и гибнут в них заживо сжигаемые люди. Хотя да, Точила-то погиб от руки одного из них, так что впору и радоваться. Однако злорадства на лице Пудовки не наблюдалось — скорее озабоченность.

Женщина протянула платок и посоветовала князю:

— Замотай длань-то.

«Какую еще длань?!» — едва не вырвалось у него, но он сдержал раздражение и удивленно осмотрел ладонь, внутреннюю сторону которой прочерчивала тонкая полоса успевшей запечься крови. Странно. Когда это он и где? А впрочем, какая разница? Он сердито отмахнулся от глупых мыслей, машинально кое-как замотал платком ладонь, по-прежнему не отрывая взгляда от полыхающей церкви, но кузнечиха не отставала:

— Ты б к бабке Малуше заглянул опосля, — посоветовала она. — Не ровен час, огневица приключится.

Константин молча кивнул, но тут же забыл ее слова — не до того.

— Первым делом, как только потушите, надо отыскать тела погибших, — распорядился Константин, обращаясь к стоящему рядом Любиму.

— Какие уж там тела, головешки одни, — уныло откликнулся тот.

— Что от них осталось, то и найдешь, — вздохнул князь. — И сразу меня зови. Сам хочу на всех четверых посмотреть.

Однако погибших оказалось только трое. Последнего искали долго, но безрезультатно. Первым догадку, что священника в церкви не было вовсе, высказал Мокша, дежуривший перед Орехом.

— При мне поп в церковь точно не заходил, — твердо заверил он Любима.

— А где он тогда может быть? — задумался Любим.

— Узрел, яко оно тут все полыхает, спужался, сызнова обмочился, — усмехнулся Мокша, — да опять в лесок подался, рясу свою застирывать.

Но отыскать в лесу отца Варфоломея не вышло. Правда, удалось обнаружить цепочку следов, ведущих в сторону Дона, и несколько розовых комочков снега — по всей видимости, священник вытирал им руки. Однако спустя версту эта цепочка пересеклась с санной дорогой. Вдобавок метель, начавшаяся с самого утра, так старательно и обильно все запуржила, что дружинники остановились и в растерянности переглянулись. Всё. Теперь искать бесполезно. И точно — дальнейшие поиски результата не принесли. Попик как в воду канул.

Уже в избе кузнечихи, узнав о том, что сгорели одни князья, а священник исчез, Константин чуть не взвыл. Еще пару минут назад он был уверен, что самое плохое произошло и хуже не будет, некуда. Получалось, что насмешливая судьба его услышала и решила наказать за такую категоричность, доказав, что хуже не лучше — всегда есть куда. Теперь, если отец Варфоломей объявится в Чернигове раньше рязанского посольства, не поможет никакая выдача убийц.

Или погоди-ка? Да уж не сам ли священник шарахнул по голове Ореха, после чего запалил церковь? Ран-то у него на теле не было, так откуда взялись розовые комочки снега? Так-так…

— Всем на коней, — приказал он, вскочив с лавки, — и немедля на розыски попа. Объяви, что нашедший получит десять гривен. Нет, двадцать, — поправился он и, уже вдогон Любиму, повысил цену еще раз: — Пятьдесят.

Любим остановился, изумленно повернулся к Константину и недоверчиво переспросил:

— Я не ослышался, княже? Пятьдесят?

— Пятьдесят, — подтвердил Константин, пояснив свою щедрость: — Иногда время куда дороже серебра. Если мы не сыщем этого зассанца сегодня, завтра он мне обойдется дороже раз в сто. А то и в двести.

Пока ратники отсутствовали, он сходил посмотреть на останки пленников. Огонь постарался на славу — все трое обгорели настолько, что отличить их друг от друга было невозможно. «Кажется, у родственников возникнут большие проблемы с опознанием», — мрачно подумал он, глядя на оскаленный в последнем предсмертном крике рот одного из них. Признать, что это Мстислав Глебович, мог бы только тот, кто знал, что за сутки перед смертью князь лишился половины передних зубов. По ним, точнее, по их отсутствию Константин и опознал сына ныне правившего в Чернигове Глеба Святославича.

Когда Константин вернулся в дом кузнечихи, Пудовка невозмутимо предложила ему потрапезничать, но от одной лишь мысли о еде после всего увиденного князя чуть не стошнило. С трудом выдавив, что не голоден, он выскочил на улицу. Тошнота не проходила, и Константин решил побыть на свежем воздухе — авось полегчает.

Все мысли были об отце Варфоломее. Кто же он — нежелательный свидетель, что само по себе ой-ой-ой, или вдобавок еще и убийца. Последнее, при всей неприязни рязанского князя к этому фанатику, никак не согласовывалось со священником.