Константин молча шагнул вперед, властно отодвинул Пудовку в сторону и увидел в руках у Точилы какую-то странную железную штуковину. Больше всего она напоминала некую заготовку, из которой при умении можно отковать что угодно — от косы до того же топора.
Это что — такой обряд? А что за темные пятна на штуковине? Уж очень сильно они походили на… И тут он неожиданно вспомнил, что платок-то, который ему протянула утром Пудовка, тоже был в кровавых пятнах. Мало того, еще вчера вечером, перед тем как лечь спать, кузнечиха, разобидевшись на Константина за отказ покарать черниговских князей, вернула его, причем с таким видом, что он, ни слова не говоря, взял и засунул в карман. А поутру он снова оказался в ее руках — откуда?
Он осторожно потянул железяку из рук Точилы. Так-так. Если ею сзади по голове, то… Вообще-то очень подходящая по форме. А это что? Он вышел из подклети и стал внимательно разглядывать длинные светло-русые волоски на кусочке кожи, прилипшей к одному из острых краев. Сомнения в том, что перед ним орудие убийства дежурившего ночью у церкви дружинника, окончательно отпали.
«А я б ни на что не поглядела да самолично их. И рука бы не дрогнула…» — припомнились ему слова кузнечихи. Слова и тон, каким они были произнесены. Сожалела Пудовка. Ох как сожалела, что не может отомстить за гибель мужа. Ночь же была длинная, вот она и надумала, перейдя от слов к делу.
«Хотя нет, — поправил он себя, припомнив еще кое-что. — Надумала кузнечиха гораздо раньше — еще вечером. Недаром она столь многозначительно пообещала ему сама управиться: «И такой огнь учиню — до небес, чтоб непременно в ирий мой Точила вознесся».
Правда, кое-что осталось непонятным. Например, поджог шатра. Для чего? Она же прекрасно знала, что Константина там нет. Маленькая месть князю, отказавшемуся от возмездия? Непохоже. И зачем кузнечиха вытащила из его кармана платок? Это уж и вовсе ни в какие ворота. Чтобы бросить его на месте преступления, тем самым отведя от себя подозрения? Глупо. Да и не бросила она его — вернула. Передумала?
Наконец, сама железяка. Что может быть проще — избавиться от нее? Ну ладно, жалко стало, в хозяйстве сгодится, но тогда хоть отмыла бы. А в руки Точиле зачем вложила? Ведь, когда мужа возложат на костер, ее может увидеть кто угодно. Увидеть и сделать выводы. Идти на такой риск лишь для того, чтобы покойник твердо знал — он уходит в ирий отомщенным, — как-то неразумно.
Впрочем, вечер длинный — успеется выяснить.
— Пойдем, — миролюбиво предложил он ей.
— Куда? — потерянно спросила она.
— В избу, куда ж еще, — вздохнул Константин. — Поговорить надо.
Усевшись за стол, он не стал рассусоливать и ходить вокруг да около, спросив напрямую:
— Значит, это ты подпалила церковь?
Пудовка изумленно уставилась на него, но вместо ответа лишь передернула плечами. Мол, понимай как знаешь.
Ну да, отнекиваться стыдно, а сознаваться неохота. Ох какая же дура! Убить эту дуру мало. Но злость почему-то не приходила. На душе была только жалость, и он мягко произнес:
— Ты хоть понимаешь, что ты натворила? Теперь…
Вторично повторив все то, что он уже говорил воеводе, Константин, закончив расписывать последствия, в заключение заметил:
— Хорошо хоть, что мне удалось так быстро отыскать виновника.
— Стало быть, теперь войны не будет? — тихо спросила она.
— Не знаю, — честно ответил Константин. — Сейчас все зависит от того, что видел священник и удастся ли нам его разыскать, прежде чем он объявится в Чернигове. Если он прибежал из леса на пожар — одно, а если раньше, то мог видеть, кто все это учинил. Тут совсем иное.
— Ты его непременно сыщи! — выпалила она. — Видал поп, все видал. Ежели он до Чернигова доберется, тогда… Сыщи, слышишь! А я что ж… — Она грустно улыбнулась. — Оно конечно — должон же бысть кто-то повинен. Негоже из-за одного человека всему княжеству страдати. Карай. Точилу-то хоть дозволишь на костер возложить али как?
— Дозволю, — хмуро проворчал Константин.
— Вот и славно. За то благодарствую тебе, княже, — поклонилась она, совершенно не заботясь о своей собственной дальнейшей участи.
— Не о том ты думаешь, — вздохнул Константин, но расписать в подробностях, что именно ждет ее в ближайшем будущем, не успел — помешал вошедший Вячеслав.
— Вот полюбуйся, — кивнул Константин в сторону кузнечихи. — Отыскал я убийцу.
Пудовка молчала, отвернув голову к печке. Воевода пристально посмотрел на ее безучастное, словно сообщение князя ее вовсе не касалось, лицо и усомнился:
— Сил, конечно, у нее хватит, чтоб голову Ореха как орех расколоть, но… А с чего ты взял, что это она?
Константин молча кивнул на стол, где лежала железяка в бурых пятнах крови, посоветовав обратить внимание на кусочек кожи с волосами, некогда принадлежавшими Ореху. Вячеслав плюхнулся на лавку, тщательно все осмотрел, поморщился и снова уставился на кузнечиху. Глядел недолго. Встав с места, он, все так же не говоря ни слова, вздохнул и направился к выходу. Остановившись у дверного проема, он красноречиво кивнул другу, приглашая его выйти вместе с ним.