Знак небес

Зато сам город выглядел как наяву, четко очерченным во всех деталях. Был он точно таким, каким запомнился ему, когда Константин отдыхал там у родителей в последний раз. Те же милые славные улочки — Новоряжская, Первомайская, те же пятиэтажки на Лермонтова и родная двухэтажка на Вишневой, тот же старый, изрядно подзапущенный станционный парк с красавицами березами. Разве что во сне в парке почему-то до сих пор не был разрушен летний кинотеатр, и карусель, которую на самом деле давным-давно сломали, продолжала весело вертеться, приглашая прокатиться.

Зато людей он в своем сне не встречал. Нигде. Ни одного человека. Город словно вымер, и оставались в нем лишь сам Константин да еще загадочный аморфный черный преследователь, от которого время от времени удавалось оторваться, но затем он неожиданно появлялся вновь.

Где только Константин не пытался от него скрыться. Он баррикадировал стульями дверь в одном из классов своей родной сто восьмой школы, но медальон, который он крепко сжимал в кулаке, начинал остро покалывать ладонь, словно в нем была вмонтирована батарейка, давая понять, что расслабляться нельзя и она, он, оно — неважно — уже здесь. И точно — через мгновение пятно выплывало из угла, и нужно было срочно разбирать созданный завал, выбираться наружу и бежать, бежать, бежать…

В поисках спасительного убежища он пробрался к другу, жившему на Новоряжской, но едва подошел к старому домику, как, глядя на окна в затейливых наличниках, почувствовал, что пятно поджидает его прямо за дверью. Добежал до маленькой трехэтажки на Островского, но и тут на подходе к его квартире острое покалывание медальона предупредило, что преследователь уже затаился внутри, и он, кубарем скатившись по лестнице, устремился дальше.

Мелькали улицы, дома, предприятия, Сельчевка сменялась Захуптой, та, в свою очередь, железнодорожной станцией, вновь парк, и опять пятиэтажки, и снова Новоряжская — спасения не было нигде.

Наверное, если бы не оберег, его бы непременно поймали, но женская голова горгоны Медузы продолжала всякий раз подавать тревожный сигнал и в то же время придавала ему сил. Каким образом и откуда она их брала, Константин не понимал, но был уверен — стоит ему выпустить медальон из рук, и он пропал.

Проснулся Константин, чувствуя, как неистово стучит в груди сердце, словно бег был наяву. В первые секунды пробуждения для него не было ничего роднее такого милого в ночной безмятежной тиши княжеского терема. Не пугал даже полумрак, царивший в его опочивальне. Наоборот, неясный свет от лампады казался столь теплым и уютным, что он чуть не всхлипнул от умиления, радуясь, что все закончилось. Разве что медальон не разделял его оптимизма, принявшись старательно покалывать своего владельца, словно предупреждал его о чем-то.

И точно. Едва он натянул штаны и открыл дверь, чтобы спуститься из своей ложницы вниз, в трапезную, откуда ни возьмись выплыло ночное существо. На секунду опешив, он опрометью рванулся обратно, кое-как закрылся в ложнице, наспех придвинул к двери оказавшийся весьма кстати какой-то пузатый неподъемный сундук, но едва уселся на него сверху, как распахнулось единственное на всю комнату оконце и из него выпорхнула черная тварь. Она стремительно ринулась на Константина, он что-то истошно заорал и… вновь проснулся. Оказывается, это снова оказалось сном.

Константин перевел дух и прикусил губу. Стало больно. Убедившись, что уж на сей раз все в порядке, он откинул одеяло, под которым… извивалось черное нечто. Нет, не извивалось. Оно — о боже! — ласкалось, заигрывая и постепенно перебираясь все выше и выше.

Едва оно достигло коленей, как Константин согнал с себя ужас оцепенения и попытался выбежать за дверь, но та была закрыта. Оставался один путь — в окно. Выбив его вместе с рамой, он попытался пролезть сквозь узкий проем, но не смог и застрял. Попытка вылезти назад успехом тоже не увенчалась.

Во дворе далеко внизу встревоженно бегали какие-то люди. Константин четко видел их маленькие фигурки, а внимательно присмотревшись, сумел опознать некоторых. Вон Минька, там Доброгнева, а рядом с ней Славка. Чуть поодаль Юрко по прозвищу Золото. Вот он подбежал к остальным, развел беспомощно руками, что-то объясняя, и вновь подался куда-то прочь. Следом за ним убежали и прочие, а вместо них появились новые персонажи, куда более зловещие.

В самой середине разместилась Фекла, принявшаяся отдавать какие-то распоряжения окружившей княгиню толпе черниговских ратников, которые слушали ее, задумчиво крутя в руках веревки, свисающие с шей. В одном углу двора отдельной группой стояли владимирские князья — Святослав, Владимир, Иван. Верховодил ими Юрий. В довершение ко всему в другом углу прислонились к высокому частоколу черниговские князья, остававшиеся такими же черными и вовсе не похожими на людей. Они дружно хлопали в ладоши, аплодируя Ореху, весело отплясывавшему перед ними.