Знак небес

— За что извинять-то? — искренне удивился священник, снова перебивая князя. — За то, что не все три отправил, а оставил одну? Вот чудак! Да я бы сам на твоем месте две оставил, чтоб в Рязани их больше, чем в Киеве, было, вот!

— Так если бы они… — еще пытался что-то пояснить Константин.

— Не-эт, тут ты явно поторопился, — совершенно не слушая его, бормотал отец Николай.

— Понимаешь, отче, я все ломал голову, как за десятину оправдаться, которой нет, и взять ее неоткуда, ну и…

— Да ладно уж тебе, — отмахнулся на ходу священник. — Содеянного не вернуть. Сам вижу, что жалко тебе. Конечно, в каждый храм по одной и вовсе славно было бы, но и одна — тоже здорово! Шутка ли — частица креста господня! Это же… — Отец Николай притормозил и, не в силах выразить переполнявшие его чувства словами, безмолвно поднял руки в молитвенном экстазе.

Впрочем, длилось это недолго, и через пару секунд он продолжил свое стремительное движение, продолжая тащить за собой князя, который лепетал на ходу:

— Я и подумал, дай, мол, отправлю. А одну оставил, чтоб вера была…

— Да уж, вера будет о-го-го, — откликнулся священник, краем уха уловивший последнюю фразу своего спутника. — Народ теперь валом в храм пойдет. Это ж здорово-то как — нигде нет, ни во Владимире, ни в Суздале, ни в Ростове, ни в Новгороде Великом, а у нас имеется! А монаха-то как звали? — перескочил вдруг он.

— Какого? — не понял поначалу князь.

— Ну того, который скончался по дороге, — пояснил священник.

Это был очень хороший момент. Оставалось ответить, что не было никакого монаха, и вообще он все от начала и до конца выдумал. Константин так и сказал бы, но эта идея пришла ему в голову слишком поздно. Вместо этого он ляпнул:

— Феофан или Феогност. А я хотел тебе сказать, отче, что…

— После, после, — нетерпеливо отмахнулся священник, то и дело переходя с быстрого шага на легкую трусцу и не выпуская рукава ферязи Константина.

Вот так, чуть ли не волоком, и дотянул он князя до малой гридницы, нетерпеливо подтолкнув к шкафчику со словами:

— Извлекай с богом.

Константин нехотя достал из самого верхнего отделения злополучную щепку и протянул отцу Николаю.

— Дерево как дерево, — попытался он в очередной раз начать свое саморазоблачение.

Какое там!

— Да ты что ж ее так грубо хватаешь?! Так и залапать недолго, — запричитал священник.

Он бережно, самыми кончиками пальцев, принял эту щепку, вытянул вперед руку с нею, а сам опустился на колени.

— Сам ты дерево, — умиленно попрекнул он Константина и снова погрузился в созерцание святого чуда. — Невелика, — бормотал он вполголоса, разговаривая сам с собой и не переставая любоваться драгоценной реликвией. — А с другой стороны, как она может большой быть? Не-эт, шалишь. Вот эти большие как раз и есть обман. Разве они дошли бы до наших дней? Да ни за что на свете! А вот такая малюсенькая, сколок, как раз и уцелела. Даже запах от нее идет древний, стариной отдающий, из Иудеи или… погоди-ка, может, это пот Христа так ее пропитал, а?.. Ну да, ведь потел же он. Непременно потел, жарко там было. Опять же солнце на Голгофе сильное, а он… Да вот же и пятно. Точно пот, хотя вроде темновато оно для пота… Неужто?!

Он наконец-то соизволил повернуться к князю, стоящему чуть позади коленопреклоненного священника. Повернулся, потому что ему непременно нужно было поделиться с кем-нибудь своей гениальной догадкой.

— Костя! — не сказал, а выдохнул он, с усилием проглотив комок, подкативший к горлу. — Сынок мой золотой! Это же кровь Христа! Как же я сразу-то ее не признал? Это же… — Он больше не мог говорить и снова замолчал.

— Может, и впрямь кровь, — мрачно ответил князь. — Во всяком случае, сильно похоже, — искренне согласился он, присматриваясь в свою очередь к темному пятну на щепке.

«Но Христос тут совершенно не при делах, — продолжил он мысленно. — И апостолы со святыми тоже к бабке той навряд ли хоть раз заходили».

Но как сказать это вслух человеку, который чуть не плачет от умиления… хотя погоди-ка. Константин присмотрелся повнимательнее. Да нет, не чуть. Из глаз отца Николая и впрямь текли слезы, а руки священника, держащие деревяшку — будь она неладна, — тряслись крупной дрожью.

— На-ка, прими ее у меня, — протянул он свою реликвию князю и пожаловался: — Еще миг, и выпущу из перстов, а перехватить тоже мочи нет. Вот что значит святыня. Обычная-то щепа легче легкого, а эта столь тяжела, ровно из свинца отлита. Прими, милый.

«Взять бы ее сейчас да с маху об колено, заразу этакую, — подумал Константин, неохотно принимая деревяшку, и раздраженно засопел. — Нельзя, поздно. Его тогда точно кондрашка хватит».

И он отчетливо понял, что поезд ушел, причем безвозвратно. Минут десять — пятнадцать назад он еще мог рассказать все как на духу. Да даже пять минут назад, то есть до того момента, пока не достал из шкафчика эту штуковину, было не поздно. Теперь же оставалось молчать, благо, кроме него, ни одна живая душа не ведала, где он взял эту небольшую дубовую, длиной сантиметров тридцать — тридцать пять и толщиной с человеческий палец, ну, может, чуть больше, щепку.