Знак небес

— Негоже, чтоб князь Константин в Переяславле-Залесском жизни лишился. Тогда уж его дружина точно весь град по бревнышкам разнесет.

А сообразительная Вейка тайком от княгини еще один слушок пустила. Мол, главная причина того, что Ростислава в воду кинулась, заключалась в ее незнании, что муж ее, Ярослав, жив. И после того как слушок распространился, людская молва возвела княгиню чуть ли не в святые. А как иначе? От мести рязанской град спасла, собою жертвуя, — раз. Одно это дорогого стоит. За такое сколь ни кланяйся — все мало. Да тут еще и второе добавь — как за мужа своего переживала. Не всякая в воду кинется, узнав о смерти своего мужа, а Ростислава, вишь ты, насмелилась.

Опять же и третье не забудь — ухаживала за рязанским князем так, что если даже и оставались у Константина в глубине души остатки мести за свой стольный град, то ныне они точно исчезли напрочь. И ведь ни на минуточку малую от ложницы его не отходила. Умаялась, бедная, так, что высохла вся, с лица мертвенно-бледной стала, лишь глаза одни горят жаркой синевой, да так, что и заглядывать в них больно.

А тому, что лик у нее вроде как светиться начал, люди и не удивились вовсе. А чему удивляться-то? Сказано же — святая. А у них у всех положено так, чтоб лицо светилось, иначе как же святых от простых людей отличать.

Ростислава же, коль и услыхала б такое о себе, лишь посмеялась бы в ответ. Глупые они все. Ишь чего измыслили себе — умаялась. Да она самой счастливой в эти дни ходила, потому как все время рядышком с ним была. И мнилось ей, что не просто князь любый, но муж венчанный близ нее лежит, а впереди у них столь много счастья — ни руками обнять, ни глазами охватить.

Про смерть же его возможную она даже и не помышляла. Не тот Константин человек, чтобы вот так глупо костлявой старухе уступить. Да и сама Ростислава рядом, а уж она за него — не гляди, что девка слабая, — глотку, как волчица, любому перегрызет, и той, что в саване белом шляется, тоже. А что коса вострая у старухи, так и она ее не выручит. Сколь ею ни маши — все едино ее, Ростиславы, верх будет.

Одно худо — недолго ее счастьице длилось. Спустя неделю после того, как стало окончательно ясно, что Константин пошел на поправку, Ростислава покинула княжий терем. Сердце кровью обливалось, но что поделаешь — любовь любовью, а про долг княгини тоже забывать не след.

Она и сама была бы рада остаться еще хоть на чуть-чуть, но что ж тут поделать, коли за ней сноха, вдова старшего брата Ярослава, второго нарочного прислала. Молила слезно, чтоб приехала подсобить, а то, дескать, не с ее здоровьем со всем хозяйством управляться. Агафья ведь к себе и Ярослава у Константина выпросила в надежде, что Ростислава к мужу приедет да подсобит ей, а тут на тебе — деверя привезли, а княгини все нет как нет.

Первый гонец прискакал намного раньше, когда Ярослав только очнулся. Дивно, но едва переяславский князь открыл глаза, то первым делом, придя в себя, спросил про Ростиславу. То не нужна была, не нужна, и вдруг занадобилась. Да как сильно — почитай каждый день спрашивал. Хорошо, что Агафья Мстиславна, которая Ярослава всегда недолюбливала, из женской солидарности наговорила ему с три короба про грязь непролазную.

Впрочем, не так уж сильно соврать ей пришлось. Как раз в тот день, когда Константин свалился в жару, действительно началась настоящая осень. С полудня полил ситничек, как на Руси зовут мелкий дождик, а к вечеру он сменился на обложной и зарядил на две недели. Гонец-то добрался, но, глядя на его заляпанное грязью лицо — эва докуда грязь из-под конских копыт долетала, а уж про одежду и говорить не приходится, — сразу становилось ясно, что самой Ростиславе, сидючи в возке, шестьдесят верст по такой дороге не проехать.

Гонец, правда, заикнулся про водный путь. Дескать, так хоть и гораздо длиннее, зато не трясет. Но Ростислава, перебив его на полуслове, посоветовала попробовать в такие дни самому осилить хотя бы Плещеево озеро. Мол, по нему и в летнее время, стоит ветру подняться, волны изрядно плещут, не зря ведь его так прозвали, а уж ныне… Это оно с виду не больно широко — верст восемь, но осенью бушует ровно морем себя мнит.

Так он и убыл ни с чем.

Как там говорилось выше: чем лучше, тем хуже? А вот и другая сторона — чем хуже, тем лучше. За окошками ветер завывает, дождик холодный пригоршнями в лицо швыряется, а Ростиславе радостно, ибо пакостная погодка подарила княгине еще почти полмесяца.

Ну а далее все — снега повалили, а спустя три дня новый гонец прибыл. И пришлось ей с тяжким сердцем катить по первопутку в Ростов, оставляя Константина на попечение лекарей и своей верной Вейки, которая на кресте поклялась, что будет неотлучно сидеть подле князя, пока тот на ноги вставать не начнет.

На прощание, склонившись к больному, Ростислава жарко выдохнула ему на ухо: