Зверь в чаще леса (СИ)

Чарльз с самого детства чувствовал ее движения, боялся закрывать глаза, чтобы не оказаться в пустом чернильном озере без ориентиров, и только с годами научил себя, что этот страх глуп и не обоснован. И это помогало, когда на небе сияли звезды, а в темные ночи на прикроватной тумбочке горел ночник. Было спокойно на душе, когда в каждой комнате стояло по нескольку ламп, на случай, если одна случайно погаснет, а на тумбочках стояли свечи. Но стоило ему оказаться в густой непроглядной темноте, как голос разума тут же исчезал, и на его месте оставались лишь гулкие удары пульсирующего сердца и собственное дыхание.

И вот Чарльз снова чувствовал, что проваливается в темноту. Ноги немели, и он не ощущал опоры. Он до дрожи в единственной руке, которая еще нормально двигалась, цеплялся за прутья решетки, боясь их отпустить, потому что знал, он точно знал, что как только он разожмет пальцы, темнота поглотит его полностью. Он провалится в нее, и она просочится под его кожу, заполнит легкие чернильной вязкой жижей, забьет дыхательные пути, и он захлебнется в этой темноте, не зная, где пол, а где потолок.

Горло саднило от боли, и тело с трудом двигалось. Он чувствовал вкус крови на разбитых губах и пульсирующий сгусток боли в ноге и вывихнутой руке, которая отказывалась двигаться. Ребра сдавливало при каждом вдохе.

Голова кружилась. Чарльзу казалось, что он попал в самый центр бесконечно черного озера, и коварная, невесомая, словно дым, вода затягивает его все глубже.

Он проваливался в сон, а, просыпаясь, кричал до хрипоты. Звал Эрика и молил его о пощаде. Умолял его вернуть хотя бы свет. И вот уже в этой хищной пустоте он мечтал услышать стук копыт, пусть даже это обернется для него новой болью. Пусть так, лишь бы вернулся свет.

Темнота поглощала время. Она уничтожала все вокруг, но порой выплевывала звуки, которые становились неестественно громкими.

Чарльз проснулся от оглушительного скрежета у самого своего лица. Он широко распахнул глаза и инстинктивно дернулся, рывком садясь посреди черной пустоты. Слезы затуманивали взгляд, но он и без того не видел ничего вокруг. И только проклятый писк доказывал, что он не один.

— Черт! — Чарльз подскочил на ноги и тут же взвыл от боли, рухнув обратно, облокотился о решетчатую дверь. Он впился в прутья и, сквозь гул крови, шумевшей в ушах, услышал, как убегает испуганная крыса. Он очень медленно облизнул сухие потрескавшиеся губы. Все тело ломило от боли, но он уже не мог вспомнить, когда было иначе.

— Эрик… — он хотел позвать его, но с губ сорвался лишь тихий сухой хрип, от которого еще сильнее захотелось пить.

Где-то в углу капала вода. Он слышал это постоянно, и удар каждой капли об пол отдавался болью в висках, но сейчас этот звук был сродни надежде.

— Эрик… — казалось, это единственное, что сейчас мог произнести юноша. Ему казалось, что его тело расползается на части и гниет заживо.

Как долго он был тут? Он не знал. Эта проклятая темнота забрала все, и даже время. Он несколько раз проваливался в сон. Но не был до конца в этом уверен, потому что и там была лишь чернота. Дышать было сложно. Он снова попытался встать, но ногу пронзило такой резкой болью, словно к ней прижали раскаленное железо, и вой Ксавьера эхом отдался от стен.

Юноша сжался в комок и дрожащей рукой попытался ощупать свою ногу, касаясь ее едва ощутимо, боясь новой волны боли. Треск рвущейся ткани — и вот брючина уже не давит на кожу, становится немного легче. Он чувствовал, как опухла нога. Кажется, что она увеличилась чуть ли не в два раза в районе щиколотки, и Чарльзу страшно было даже представить, как она выглядит. Перелом? Скорее всего. Сердце похолодело от нового приступа страха.

Если он не сможет ходить, то у него останется не больше пары дней. Если Эрик вообще собирался его выпускать. Кажется, что он не спускался целую вечность. Но могло ведь пройти и всего несколько часов.

Зачем ему хромой слуга? Чарльз знал ответ и боялся даже думать об этом. Он должен ходить! А значит, нога просто обязана зажить. Это вывих. Просто вывих, а не перелом. Чарльз все решил.

Капля воды звучно разбилась об пол.

Чарльз облизнул губы и сморгнул слезы. Он все еще жив. Наверное. В этой темноте он сам не знал. Возможно, он уже давно умер или ослеп. Чернота давила со всех сторон и высасывала жизнь. Он хотел позвать Эрика, но это было бесполезно. Горло саднило от прежних криков, но Монстру было все равно. Он дал точно это понять, оставив его в бездне без света.

Сердце забилось быстрее, и капля пота — драгоценной влаги — стекла по виску. Чарльза шатало, но трудно было чувствовать головокружение, когда не видно стен.

Он полз на звук воды, ощущая это так, будто он летел в пульсирующей пустоте, и цеплялся содранными в кровь пальцами за пол, чтобы почувствовать реальность. Ближе и ближе. Ему нужен хотя бы глоток воды.

***

Три дня.

Лишь первые полтора из них он слышал крики Чарльза и только раздраженно фыркал, уходил подальше, чтобы не слышать, как его человек молит о свете и спасении до хрипоты, до потери голоса.

Рано.