Читаем Зверский детектив. Хвостоеды полностью

– За это время мы допросим кошку Маркизу повторно. Полагаю, она может рассказать ещё что-то интересное о тебе, эксперт Гриф. И тогда у нас будет свидетель, – Барсук Старший защёлкнул на крыльях Грифа налапники. – Барсукот, ты, похоже, знаешь, как на неё правильно надавить, раз она уже призналась, что у них с Грифом общий «секрет». Как ты выбил из неё эти показания?

– Я, ну… я… обещал жениться… – промямлил Барсукот.

– О Небесные Медведи! – Барсук Старший воздел лапы к паутинному куполу. – Опять жениться!

– Это не по-настоящему, Барсук Старший! Я ей соврал! Я на самом деле женюсь не на ней, а на дикой кошке саванны!

– Да хоть на ручной кошке арктических льдов! Только приведи в полицейский участок Маркизу! Будем вместе на ней жениться… тьфу ты!.. то есть её допрашивать!

Глава 26, в которой сельские всё же болеют

Барсук Старший запер Грифа в следственной клетке (тот молча уселся на незастеленную сучковатую жёрдочку и отвернулся), сунул в пасть закусочку «Сила летучей мыши», чтобы не уснуть ненароком, прошёл в допросную и уселся на накрытый травяной подстилкой высокий пень. Оба пня Барсуков Полиции были высокими, с мягким сиденьем и располагались в тени. Пень допрашиваемого, низкий и жёсткий, – в круге яркого света, исходившего от лампы мощностью в пятьсот светляков.

Пни специально были расставлены таким образом, чтобы тот, кому задают вопросы, чувствовал себе неуютно и неуверенно. Чтобы чувствовал себя беззащитным и слабым зверем, которого сильный видит насквозь. На этом пне они расколют кошку Маркизу в два счёта. Они уже бы её раскололи, если бы Барсукот привёл её вовремя. Но он, как всегда, опаздывал.

– Ну наконец-то! – буркнул Барсук, когда разрисованная барсучьими полосками морда напарника показалась в дверном проёме. – По-хорошему, я должен оштрафовать тебя на десять шишей за постоянные опоздания!.. А почему ты один?

– Девять милых барсучат по́ лесу гуляли… – рассеянно промурлыкал Барсукот. – Девять милых барсучат хвостиком виляли…

– Почему без кошки?!

– А за барсучатами крался Хвостоед… Кусь – и у девятого хвостика уж нет… – Барсукот взапрыгнул на низкий пень, как будто предлагая Барсуку его допросить. Его усы топорщились, шерсть стояла дыбом, а хвост и уши были прижаты к телу, и в ярком свете пятисот светляков он казался усатым меховым шаром. Шаром на пне.

– Барсукот, где Маркиза? Она сбежала?

– Нет, я запер её в лисьей норе.

– Зачем, Барсукот? Мы же должны её допросить.

– Она уже… Она больше не… Она хотела сделать мне кусь за хвост. Я увернулся – и запер её в норе, пока она не… чтобы она там… ну, в общем… кусь-вирус не щадит сельских.

– Так, Барсукот. Ты с ней соприкасался хвостом?

– Я же сказал, она пыталась – но я увернулся.

– Я имею в виду – до этого. Когда ты обещал ей жениться. В знак помолвки. Соприкасался?

– Нет. Я был к этому очень близок – но всё же отдёрнул хвост.

– Слава Небесным Медведям!

– Теперь Гриф Стервятник ни за что не даст показания, – сказал Барсукот. Он чуть подсдулся и сейчас казался не столько испуганным, сколько грустным.

– Может быть, ещё даст.

– А! Понял! – Барсукот оживился. – Ты хочешь применить этот самый, как его… флеб!

– Флеб? – изумился Барсук. – Это что, какая-то булка?

– Да нет же! Ты же мне сам объяснял, Барсук! Это когда ты притворяешься, что что-то знаешь, хотя на самом деле не знаешь. Мы скажем Грифу: «Пробил твой час, пташка. Маркиза во всём призналась! Она утверждает, что её вины в случившемся нет – только ты один виноват. Если ты хочешь что-то сказать в своё оправдание – мы, так и быть, тебя выслушаем». Ну? Как тебе такой флеб?

– Мог бы сработать, – кивнул Барсук. – Только это не флеб, а блеф. Мы не будем применять блеф.

– Почему? Ты же сказал, что может сработать!

– Потому что я верю в зверей до последнего, Барсукот. – Барсук Старший тяжело спустился с высокого пня. – Мы не будем врать Грифу. Мы дадим ему шанс.

– Шанс на что?

– Шанс поступить правильно. – Барсук пошаркал к следственной клетке. – Мы просто попросим его сказать правду.

– Но, Барсук, это может не сработать! – Барсукот мягко спрыгнул с пня и бесшумно пошагал следом.

– А может сработать. Как и блеф. Вероятность в обоих случаях одинаковая: либо сработает, либо нет.

– Но если она одинаковая, почему ты не выбрал флеб? То есть блеф?

– Я воспользовался своим шансом поступить правильно.

* * *

– Ну что? Кошка вам что-нибудь рассказала? – спросил Гриф, когда они приблизились к клетке. Он пытался выглядеть равнодушным, но клюв его заметно подрагивал, и в голосе слышалась обречённость.

«Скажи “да”, Барсук! – мысленно подтолкнул напарника Барсукот, а потом ещё для верности легонько ткнул его в спину лапой. – Флеб сработает! Гриф уже готов нам поверить! Скажи ему: “Да, она рассказала!”»

– Нет, она ничего нам не рассказала, – ответил Старший. – Она впала в беспробудную спячку.

– Невозможно! – Гриф соскочил с жёрдочки и принялся расхаживать по клетке из угла в угол. – Как?! На сельских животных вирус не должен действовать!

– Почему ты так считаешь, эксперт Стервятник?

Перейти на страницу:

Похожие книги

Белеет парус одинокий. Тетралогия
Белеет парус одинокий. Тетралогия

Валентин Петрович Катаев — один из классиков русской литературы ХХ века. Прозаик, драматург, военный корреспондент, первый главный редактор журнала «Юность», он оставил значительный след в отечественной культуре. Самое знаменитое произведение Катаева, входившее в школьную программу, — повесть «Белеет парус одинокий» (1936) — рассказывает о взрослении одесских мальчиков Пети и Гаврика, которым довелось встретиться с матросом с революционного броненосца «Потемкин» и самим поучаствовать в революции 1905 года. Повесть во многом автобиографична: это ощущается, например, в необыкновенно живых картинах родной Катаеву Одессы. Продолжением знаменитой повести стали еще три произведения, объединенные в тетралогию «Волны Черного моря»: Петя и Гаврик вновь встречаются — сначала во время Гражданской войны, а потом во время Великой Отечественной, когда они становятся подпольщиками в оккупированной Одессе.

Валентин Петрович Катаев

Приключения для детей и подростков / Прочее / Классическая литература