Зверский детектив. Хвостоеды

Утечка птичьего молока и подопытных насекомых, носителей сверхвируса, в тот момент не вызвала у меня паники – я лишь был чудовищно огорчён из-за утраты экспериментального материала. Я считал, что созданный мною вирус-мутант опасен только для насекомых и что он не способен перекинуться на зверей. Но я ошибался.

Через несколько дней в Дальнем Лесу началась зверская эпидемия. Поначалу я надеялся, что с утечкой она не связана. Но каждая новая экспертиза – воды в ручье, пыли, найденной у сычей, кошачьих блох и так далее – оканчивалась ничем, в то время как симптомы у заболевших напоминали синдром Бешеного Хомяка, что говорило о тесной связи кусь-вируса с птичьим молоком.

Но и убедившись, что причина распространения куси – утечка из моей подгнёздной лаборатории, я не терял надежды всё быстро исправить: дело в том, что в ходе экспериментов у меня уже было разработано противовирусное лекарство. Я представил формулу лекарства Грачу Врачу так, как будто идея пришла мне в голову только что. Грач доверчиво принял её в работу, высоко оценив мой талант и заботу о лесе. Вскоре мы с Грачом ввели лекарство зверям, впавшим в спячку… но оно не сработало. Не возымело никакого эффекта. Вероятно, вирус мутировал уже после утечки. Если бы насекомые, на которых я ставил опыты, оставались под моим наблюдением, если бы я мог взять соскоб с их усиков – возможно, я смог бы доработать лекарство. Но они убежали. Пробраться в Жужгород мне не позволяет размах крыла: рождённый для полёта не может ползать… А рассказать кому-то, кто может ползать, я не решился. Я – трусливая птица.

Но я пытался. Небесный Медведь мне свидетель – я пытался что-то исправить! Доработать антивирусное лекарство с учётом, что носители вируса теперь звери. Мы с Грачом Врачом меняли дозировки и компоненты – но всё напрасно. Всё бесполезно. Я создал монстра. Высидел яйцо, из которого вылупилась погибель Дальнего Леса… Грач не знал об этом, но в итоге, видимо, догадался – и, впадая в спячку, обозвал меня прохвостом. Какой позор!

Что до кошки и Яшки – мы заключили сделку о неразглашении. Эта сделка – моё четвёртое преступление. Я молчу об их преступной попытке кражи – они молчат о моих незаконных экспериментах.

Яшка Юркий оказался слабым звеном. Он сдержал обещание и не рассказал о моей преступной деятельности ни слова – но при этом, мучимый совестью, рассказал о своей. Он признался Мыши Психологу, что хотел меня обокрасть. Он считал, что Мышь, как профессионал, сохранит его тайну. Но она, заболев, стала вести себя дико, и Яшка вполне обоснованно испугался, что его тайна раскроется. Что блокнотик Мыши Психолога попадёт в барсучьи лапы полиции. Юркий вырвал из блокнота страницу – ту, где речь шла о нём. Я же скрыл, что обнаружил отпечатки его лап и зубов. Чтобы вы не вышли на Яшкин след, чтобы Яшкин след не привёл вас прямо ко мне. Моё пятое преступление.

Дальше – кошка. Когда она поняла, что моя незаконная научная деятельность привела к эпидемии, она стала требовать в обмен на своё молчание всё больше и больше: постоянное убежище в Дальнем Лесу, лисью нору, шиши, почёс… Я даже выклевал ей колтуны. Это было так унизительно! Её план был выйти замуж за Барсукота и всю жизнь на нас обоих паразитировать. Эпидемия её не пугала: я имел неосторожность сказать ей, что кусь-вирус, возникший благодаря птичьему молоку, как и птичье молоко, не поражает сельских зверей. И, однако же, она заболела… Это значит, вирус мутировал ещё больше, стал ещё злее. Это значит, не только наш Дальний Лес, но вся земная доска в опасности!.. Но я отвлёкся. Вернёмся к кошке.

Моё шестое преступление – подделка экспертизы той зловещей надписи про кару богов на баре “Сучок” – оно связано с ней. Художник Скунс не врал: под слоем клюквенной краски была муравьиная кислота. Он и правда только обвёл. Так кто же выжег изначальную надпись? Полагаю, она, Маркиза! Об этом говорит нам зверская логика. В тот день я как раз отказался выполнить очередную её глупую прихоть. Она сказала: “Ты пожалеешь, птица. Великий Пуси-Дон тебя покарает”. А вечером – эта надпись. Муравьиной кислотой. Это был скрытый шантаж, намёк. Она же видела, как в моей подгнёздной лаборатории разлилась муравьиная кислота. Теперь там много въевшихся, нестираемых пятен, следов и разводов. Она использовала муравьиную кислоту, чтобы показать, что следы ведут ко мне, эксперту Грифу Стервятнику.

Прошу прощения, к бывшему эксперту. Теперь я не эксперт, а преступник. И готов понести наказание».

В правом нижнем углу бересты красовалась витиеватая роспись Грифа Стервятника. Барсук Старший и Барсукот видели её сотни раз – под всеми экспертными заключениями Грифа. На этот раз перед ними было не заключение. Перед ними было признание.

– Ну как? Вы меня теперь ненавидите? – глухим голосом спросил Стервятник из-за решётки.

– Ну что ты, Гриф, дружище, конечно, нет, – без особой уверенности отозвался Барсук. – Мы благодарны тебе за чистосердечное признание. Оно нам поможет в расследовании.

– Да какое расследование? – изумился Барсукот. – Он же уже признался!