Зверский детектив. Хвостоеды

При слове «эксперт», которое Барсук произнёс с теплотой и уважением, совсем как раньше, Гриф Стервятник дёрнулся. Как будто у слова был острый клюв и этим клювом оно кольнуло его в самое сердце.

– Я больше не эксперт.

Барсук Старший вздохнул, почесался и устало прислонился к решётке лбом:

– Ну же, Гриф. Помоги нам. Будь смелой, достойной птицей! Я с тобой сейчас говорю не как с преступником – как с коллегой. Как с Барсуком Полиции. Мы же столько с тобой прошли бок о бок и хвост к хвосту! Ты должен сотрудничать. Ведь не просто так ты каждую ночь собирался сбежать – но не сбегал, возвращался. Звери болеют. Звери спят. Звери гибнут. Я уверен, тебе это не всё равно. Что бы ты ни натворил – расскажи нам! Ты же сам говорил, что хочешь что-то исправить. Это твой шанс.

Гриф Стервятник долго молчал, низко опустив клюв. Наконец посмотрел Барсуку Старшему прямо в глаза:

– Ничего уже не исправить. Но ты прав. Нужно принять наказание за содеянное с достоинством. – Он выдернул у себя перо. – Принесите мне рулон бересты и чернила. Я изложу всё в письменной форме.

Глава 27, в которой обвиняемый признаётся в утечке

«Я, эксперт-криминалист Гриф Стервятник, виновен в возникновении кусь-эпидемии в Дальнем Лесу. Я также виновен и в других преступлениях. В этом рапорте я чистосердечно признаюсь во всём.

Как известно, я несколько лет работал над научным трактатом о чудодейственных свойствах птичьего молока. Этот трактат я планировал опубликовать в авторитетном журнале “Клюв науки”, и мои многочисленные открытия и исследования должны были совершить настоящую революцию. Моим соавтором был уважаемый, а ныне впавший в беспробудную спячку коллега Грач Врач. После тяжёлого отравления барсучихи Барбары и её госпитализации в клинику “Семейный Грач” Врач применил экспериментальное лечение с использованием микродоз птичьего молока. Эффект был ошеломительный, и барсучиха быстро поправилась.

Однако же, сразу после выписки из клиники она проявила агрессию: закидала полицейский участок грибами и шишками, кричала и пыталась кусаться. Грач Врач предположил, что такая реакция могла быть побочным эффектом птицемолочной терапии, а именно опасным для жизни синдромом Бешеного Хомяка, и не придумал ничего лучше, чем доложить о случившемся на самый верх. Я, как эксперт, ни секунды не сомневался и не сомневаюсь, что поведение Барбары было связано не с птицемолочной терапией, а с так называемой несчастной любовью: Младший Барсук Полиции Барсукот обещал на ней жениться и передумал. Увы, к моему экспертному мнению не прислушались. Любые эксперименты с птичьим молоком были строго запрещены распоряжением сверху

, остатки птичьего молока подлежали уничтожению.

Тогда я и совершил своё первое преступление. Во имя науки я выкрал у законопослушного Грача Врача небольшое количество молока. Он, не заметив пропажи, вылил всё остальное.

Затем – и это уже второе моё преступление – я продолжил эксперименты с птичьим молоком тайно, один, в моей подгнёздной лаборатории. Я очень продвинулся в научных исследованиях, успехи были, скажу вам без ложной скромности, ошеломительными. Я несколько раз применял птичье молоко в экспериментах на добровольцах среди животных (сами добровольцы об эксперименте не знали и полагали, что я угощаю их самым обычным молоком) и в результате установил, что на сельских зверей оно абсолютно не действует, в то время как лесные к нему, наоборот, сверхчувствительны. Однако в основном моими подопытными были, конечно, не звери, а насекомые, с которыми можно было не церемониться и вводить им высокие дозы молока ежедневно.

Трагедия случилась три недели назад, когда освобождённая из Нор Заключения персидская кошка Маркиза и её подельник, вор-рецидивист Яшка Юркий (они познакомились там же, на Норах под Неприступным Холмом), пронюхавший о моих выдающихся экспериментах, предприняли попытку кражи птичьего молока из моей подгнёздной лаборатории – вероятно, с целью продажи этого сверхценного вещества. Той ночью я задержался допоздна и, когда они проникли в лабораторию, всё ещё там трудился. В результате их попытка кражи обернулась неудачей – не только для них, но и для меня, и для всего Дальнего Леса. Отгоняя преступников от птичьего молока, я грозно простёр крыло – и ненароком опрокинул все лоточки, стёклышки и пробирки. Таким образом, произошла чудовищная утечка птичьего молока, муравьиной кислоты и подопытных насекомых.

Я с прискорбием должен отметить: тот взмах крыла – моё третье и самое ужасное преступление. Дело в том, что сбежавших насекомых за несколько дней до этого я в научных целях инфицировал штаммами разных вирусов и бактерий, в качестве же терапии применял ударные дозы птичьего молока. Эксперимент дал ошеломительный результат: вирусы и бактерии не только не были уничтожены молоком, но, напротив, как бы включили его в свой обмен веществ и мутировали в единый, мощный и агрессивный сверхвирус.