Читаем 55 книг для искусствоведа. Главные идеи в истории искусств полностью

Барт начинает «Смерть автора» с примера, взятого из романа «Сарразин» Оноре де Бальзака. Цитируя отрывок из романа, Барт спрашивает нас, кто говорит эти слова: герой романа или сам Бальзак? Если это Бальзак, то он говорит лично или от имени всего человечества?

Утверждение Барта состоит в том, что мы не можем знать. Он смело заявляет, что письмо уничтожает любой голос. Письмо, текст – это не положительная или созидательная сила, письмо есть по сути отрицательная сила, пустота, где мы не можем знать с какой-либо уверенностью, кто говорит или пишет.

В самом деле, наша одержимость автором – любопытное современное явление, которое можно проследить, в частности, до эпохи Возрождения и развития идеи индивидуума. И большая часть литературной критики, указывает Барт, все еще зациклена на этой идее автора как личности, создавшей определенное произведение, поэтому мы говорим о том, как мы можем обнаружить Бодлера-человека в романах Бодлера-писателя. Но этот поиск окончательного происхождения или источника литературного текста является для Барта бесполезной погоней.

Он указывает, что некоторые писатели, такие как французский поэт XIX века Стефан Малларме, стремились через свои произведения напомнить нам, что с нами говорит язык, а не автор. Автор должен писать с определенной безличностью: письмо делается через подавление личности автора, чтобы произведение могло быть написано.

Какие родственные связи между текстом и автором?

Отход от нашего традиционного представления об «Авторе» может помочь нам по-новому взглянуть на отношения между писателем и текстом. Внезапно Барт начинает писать это слово с большой буквы, как будто проводя параллель с более высокой сущностью, такой как Бог. С традиционной точки зрения автор аналогичен родителю, который воспринимает текст подобно тому, как родитель воспринимает ребенка. Таким образом, автор существует до романа, поэмы или пьесы, а затем создает это литературное произведение.

Но в радикально новой концепции Ролана Барта об отношениях между текстом и писателем они рождаются одновременно, потому что всякий раз, когда мы читаем литературное произведение, мы взаимодействуем с писателем здесь и сейчас, а не возвращаемся назад. Например, нужно вернуться на четыреста лет назад, чтобы считать Шекспира автором эпохи Возрождения. Но Шекспир как писатель существует сейчас, в тот момент, когда мы читаем его произведения в XXI веке.

Письмо – это перформативный акт, который существует только в тот момент, когда мы читаем слова на странице, потому что это единственный момент, когда эти слова на самом деле приобретают значение, а значение им придается нами, интерпретирующими их.

Вместо этого мы должны думать не об «Авторе», а о «писце», или «скрипторе» (Барт использовал французское «scripteur», которое означает «переписчик»). Мы не должны рассматривать литературное произведение как некую светскую версию священного текста, где автор – это Бог, наполнивший текст единым смыслом. Наоборот, литературный текст – это место, где смешиваются и сталкиваются многие предшествующие литературные произведения, множество влияний, аллюзий и цитат. Барт утверждает, что на самом деле ни один из текстов не является оригинальным. Вместо этого текст представляет собой «ткань цитат».

Барт заключает «Смерть автора», утверждая, что наложение автора на текст фактически ограничивает этот текст, потому что мы должны рассматривать литературное произведение по отношению к автору, который его написал. Его значение должно быть прослежено до человека, который его произвел. Но для Барта письмо так не работает: это «ткань знаков», которые имеют значение только тогда, когда читатель взаимодействует с ними. Смысл текста заключается не в том, как он появился, а в том, для чего он был написан. Для того чтобы читатель текста существовал и имел значение как термин, мы должны избавиться от идеи, что автор определяет смысл текста.

В эссе «Смерть автора» Барт делает несколько смелых, но важных утверждений об отношениях между автором и литературным текстом. Например, что литературные произведения не являются оригинальными, все они наполнены цитатами и пересказами. Это может показаться преувеличением, ведь литературные произведения содержат оригинальные мысли, фразы и идеи, а не являются буквальным набором цитат из существующих произведений. Но Ролан Барт отмечает, что в каждом литературном произведении слова, которые использует автор, те сырые материалы, из которых создается значение, являются знакомыми словами и, следовательно, неоригинальными – просто собраны немного по-новому. Заметным исключением из этого утверждения являются бессмысленные произведения Льюиса Кэрролла, чей «Бармаглот» действительно содержит целый ряд оригинальных слов; но мы признаем это стихотворение как исключение, а не как обычный способ, которым произведения литературы порождают смысл.

Перейти на страницу:

Все книги серии Библиотека искусствоведа

55 книг для искусствоведа. Главные идеи в истории искусств
55 книг для искусствоведа. Главные идеи в истории искусств

«Искусство создает великие архетипы, по отношению к которым все сущее есть лишь незавершенная копия» – Оскар Уайльд. Эта книга – не только об искусстве, но и о том, как его понимать.История искусства – это увлекательная наука, позволяющая проникнуть в тайны и узнать секреты главных произведений, созданных человеком. В этой книге собраны основные идеи и самые главные авторы, размышлявшие об искусстве, его роли в культуре, его возможностях и целях, а также о том, как это искусство понять. Имена, находящиеся под обложкой этой книги, – ключевые фигуры отечественного и зарубежного искусствознания от Аристотеля до Д. Сарабьянова, от Вазари до Хайдеггера. Кропотливо отобранные произведения в емком пересказе позволят узнать самое главное об истории искусства, понять основные теории и концепции, сформировать собственные представления и научиться анализировать искусство.

Евгения Николаевна Черняева

Искусствоведение / Прочее / Культура и искусство

Похожие книги

100 лет современного искусства Петербурга. 1910 – 2010-е
100 лет современного искусства Петербурга. 1910 – 2010-е

Есть ли смысл в понятии «современное искусство Петербурга»? Ведь и само современное искусство с каждым десятилетием сдается в музей, и место его действия не бывает неизменным. Между тем петербургский текст растет не одно столетие, а следовательно, город является месторождением мысли в событиях искусства. Ось книги Екатерины Андреевой прочерчена через те события искусства, которые взаимосвязаны задачей разведки и транспортировки в будущее образов, страхующих жизнь от энтропии. Она проходит через пласты авангарда 1910‐х, нонконформизма 1940–1980‐х, искусства новой реальности 1990–2010‐х, пересекая личные истории Михаила Матюшина, Александра Арефьева, Евгения Михнова, Константина Симуна, Тимура Новикова, других художников-мыслителей, которые преображают жизнь в непрестанном «оформлении себя», в пересоздании космоса. Сюжет этой книги, составленной из статей 1990–2010‐х годов, – это взаимодействие петербургских топоса и логоса в турбулентной истории Новейшего времени. Екатерина Андреева – кандидат искусствоведения, доктор философских наук, историк искусства и куратор, ведущий научный сотрудник Отдела новейших течений Государственного Русского музея.

Екатерина Алексеевна Андреева

Искусствоведение
Искусство жизни
Искусство жизни

«Искусство есть искусство жить» – формула, которой Андрей Белый, enfant terrible, определил в свое время сущность искусства, – является по сути квинтэссенцией определенной поэтики поведения. История «искусства жить» в России берет начало в истязаниях смехом во времена Ивана Грозного, но теоретическое обоснование оно получило позже, в эпоху романтизма, а затем символизма. Эта книга посвящена жанрам, в которых текст и тело сливаются в единое целое: смеховым сообществам, формировавшим с помощью групповых инсценировок и приватных текстов своего рода параллельную, альтернативную действительность, противопоставляемую официальной; царствам лжи, возникавшим ex nihilo лишь за счет силы слова; литературным мистификациям, при которых между автором и текстом возникает еще один, псевдоавторский пласт; романам с ключом, в которых действительное и фикциональное переплетаются друг с другом, обретая или изобретая при этом собственную жизнь и действительность. Вслед за московской школой культурной семиотики и американской poetics of culture автор книги создает свою теорию жизнетворчества.

Шамма Шахадат

Искусствоведение
История костюма и гендерные сюжеты моды
История костюма и гендерные сюжеты моды

В книге в необычном ракурсе рассматривается история костюма со времен Французской революции до наших дней. Она содержит увлекательные главы, посвященные моде XIX–XX веков, и замечательные иллюстрации, большая часть которых публикуется впервые. Акцент сделан на раскрытии социально-исторического контекста развития костюма под влиянием движения эмансипации. Борьба за равноправное положение женщин в обществе — право избирать, учиться, работать наравне с мужчинами, сопровождалась движением за реформу костюма. Перед читателями предстают мировые тенденции, российская и советская мода, молодежные субкультуры XX века и образы дня сегодняшнего.Книга может быть полезна как преподавателям, так и студентам, обучающимся по специальностям 070602 «Дизайн (по отраслям)», 260903 «Моделирование и конструирование швейных изделий», а также рекомендуется всем интересующимся историей костюма и моды.

Марина Борисовна Романовская

Искусствоведение / История / Образование и наука