Актрисы старой России. От Асенковой до Комиссаржевской

Я, конечно, уже знал о его романе с Ольгой Леонардовной Книппер, но не был уверен, что он окончится браком. Я был уже в приятельских отношениях с Ольгой Леонардовной и понимал, что она совершенно из другой среды, чем Чеховы. Понимал, что Марье Павловне нелегко будет, когда хозяйкой станет она. Правда, Ольга Леонардовна — актриса, едва ли оставит сцену, но всё же многое должно измениться. Возникнут тяжёлые отношения между сестрой и женой, и всё это будет отзываться на здоровье Антона Павловича, который, конечно, как в таких случаях бывает, будет остро страдать то за ту, то за другую, а то и за обеих вместе. И я подумал: да это самоубийство! Хуже Сахалина, — но промолчал, конечно.

Разве нормально было так легкомысленно относиться к своему кровохарканью, как он относился с 1884 года, а в 1897 году, несмотря на болезнь, поехал в Москву, чтобы повидаться с Л. А. Авиловой?..

Гиппиус уверяет, что Чехов „нормально“ ухаживал за женщиной, если она ему нравится.

Гиппиус находит, что и женитьба его была нормальна. А я нахожу, что это было медленным самоубийством: жизнь с женой при его болезни — частые разлуки, вечное волнение уже за двоих, — Ольга Леонардовна была два раза при смерти в течение 3-х лет брачной жизни, — а его вечное стремление куда-то ехать при его болезни. Даже во время Японской войны на Дальний Восток и не корреспондентом, а врачом!»

Часто цитируют слова Чехова: «Моё святое святых это человеческое тело, здоровье, ум, талант, вдохновение, любовь и абсолютнейшая свобода».

Чехов так к своему телу, к себе не относился. Главным для него было творчество!

В 1895 году Чехов писал Суворину: «Извольте, я женюсь… но мои условия… дайте мне такую жену, которая, как луна, являлась бы на моем небе не каждый день…»

27 сентября 1900 года он писал Ольге Леонардовне: «…А я не знаю, что сказать тебе, кроме одного, что я уже говорил тебе 10 000 раз и буду говорить, вероятно, еще долго, то есть что я тебя люблю — и больше ничего. Если мы теперь не вместе, то виноваты в этом не я и не ты, а бес, вложивший в меня бацилл, а в тебя любовь к искусству».

Они с Книппер венчались 25 мая 1901 года в небольшой церкви на Плющихе. Венчание — вечно… мы помним, как он боялся этого «навечно». Но он был врачом, а потому понимал, что для него «вечность» очень и очень ограниченна.

Болезнь Чехова

Когда Ольга Леонардовна знакомилась с Антоном Павловичем Чеховым, он уже был болен. Он знал, что болен, но о том знали в его окружении далеко не все. Не знала и Книппер.

А между тем течение болезни неотвратимо приближало развязку. Чехов понимал, что её можно было оттянуть, но оттянуть очень ненадолго.

Возможно, пока он был полон сил, его совсем не устраивало супружество из-за необходимости постоянства, из-за того, что ограничивается свобода, а свободу творчества он любил не только в писательстве, но и в амурных делах. Но болезнь прогрессировала, накатывалась слабость. Силы были уже не те, и, вероятно, он уже не так дорожил свободой, которую ограничивали бы супружеские узы. К тому же Ольга Леонардовна не собиралась бросать сцену, да он от неё того и не требовал. Ему было достаточно сознавать, что женат, что есть семья, что переписывается он не с какой-то очередной возлюбленной, а именно с супругой. Причём с такой супругой, о которой мечтал.

Сестре Марии Павловне Чеховой он писал:

«О том, что я женился, ты уже знаешь. Думаю, что сей мой поступок нисколько не изменит моей жизни и той обстановки, в какой я до сих пор пребывал. Мать, наверное, говорит уже бог знает что, но скажи ей, что перемен не будет решительно никаких, всё останется по-старому. Буду жить так, как жил до сих пор, и мать тоже; и к тебе у меня останутся отношения неизменно тёплыми и хорошими, какими были до сих пор».

В письме к одному из знакомых признался:

«Ну-с, а я вдруг взял и женился. К этому своему состоянию, то есть к лишению некоторых прав и преимуществ, я уже привык или почти привык, и чувствую себя хорошо».

Быть может, Чехов поначалу не очень спешил связать свою жизнь с Книппер, поскольку знал, что она прежде была любовницей Владимира Ивановича Немировича-Данченко. Как же теперь? Она стала его супругой, но он-то жил в Ялте, а она — в Москве. И Немирович-Данченко был её режиссёром! Мы не знаем, что по этому поводу думал Чехов, но в письмах своих до женитьбы он нет-нет да касался «шелковых муаровых отворотов на сюртуке Владимира Ивановича…».

Ольга Леонардовна старалась развеять сомнения, старалась убедить, что всё, что было до венчания, забыто, что он для неё единственный, по-настоящему любимый. Она, безусловно, знала, как высказывался Антон Павлович относительно супружеской неверности. Он твёрдо заявлял:

«Изменившая жена — это большая холодная котлета, которой не хочется трогать, потому что её уже держал в руках кто-то другой».

Ольга Леонардовна старалась исключить все поводы даже к малейшему подозрению, что их отношения с бывшим любовником могут возобновиться. Ну а Чехов верил ей, хотя понимал, что в театре всяко может быть. Антон Павлович писал: