Alia tempora (СИ)

В такие мгновения он ненавидел магию и хотел, чтобы ее не было в мире. Малодушное его желание никогда не могло бы исполнится, не способно было остановить магию древнего Соломона. Яну только и оставалось, что, не жалея рук и сабли, наседать на Мархосиаса.

— Не одолеет твоя магия Ад, его не так брать надо, поверь нам, завоевавшим Преисподнюю в гражданскую! — выплевывал Ян. — Ты верно выбрал поле боя — их души. Говорят, у демонов нет душ, но это полный бред, ангельская пропаганда. Войны ведутся там, на второй изнанке мира. Только не магией, не уловкой. Наш народ этого страсть как не любит!

На этих словах Мархосиас впервые за схватку попятился, отступил назад, и Ян возликовал, хотя и не уверовал в свою победу — это было бы совсем наивно, по-детски. Нет, он знал, что не сможет положить всему конец, шепчущая Бездна не открывала этого, не пророчила, только отдавались отрывистые словечки Белки, руководившие им естественно — он просто подчинялся, не думал, почти не слышал ее, хотя Белка изредка вмешивалась в особо опасные моменты.

— Мы встречались прежде, — проговорил Мархосиас — теперь он пытался Яна отвлечь, нащупать слабость. — Незадолго до Исхода — того, первого, на одном из полей сражений. Ты не помнишь?

— Мы не виделись, — сквозь зубы выдавил Ян.

— Откуда у Всадника взялась личность — это меня всегда интриговало, едва я увидел тебя при командоре. Как обычный слабый человек, даже не маг, сумел подчинить мрак и использовать его как оружие?

Тень его взбунтовалась, воспрянула, и впервые Ян по-настоящему испугался ее, остро почувствовал, что у нее есть подобие разума, и этот разум был хаотичен, страшен, древнее всего, что Ян видел в Аду. Древнее Ада. И эта сила, этот Инквизитор потянулся к Мархосиасу, в голове затолклись чужие тяжелые воспоминания… Взревев, Ян отшатнулся, ненадолго потерял ритм схватки, заплелся ногами. Его разделило надвое, но он тут же вцепился в горло своему мраку, яростно стискивая пальцы, злясь, давясь криком и мраком, натягивая ошейник и отволакивая эту тень назад, заставляя ее пристыженно ныть и скулить, признавая в нем хозяина… Он перебил вечную память своими живыми мыслями, лицами родных — Влада и Кары, что сражались в Столице, что надеялись на него, Вирена, ждавшего рядом. Ими он всегда побеждал.

Победив себя, он проиграл Мархосиасу, потому что прямой тупой удар в грудь отбросил Яна прочь, отшвырнул, и он повалился, а встать уже не смог бы. Мархосиас приблизился — добить… Царапнув камушек на кожаном браслете, Ян проорал пару слов на архидемонском, и его гвардейцы оказались быстрее, завалились в обеденный зал в грохоте, воздели ружья, палили — не часто, чтобы рикошетом не получить, но резко. Попали. Мархосиас дернулся — вряд ли его ранили серьезно, но задели уж точно, раздразнили, и Ян поспешил вывернуться, вскочить. Побоялся он, что по его солдатам сейчас шарахнут со всей силы (от боли, от злости — что они помешали) той магией, какую с трудом гасила Бездна…

— Он что-то колдует, зверь! — пискнула Белка.

Рык пригнул их к земле, и Ян слепо вдарил туда мраком — спас солдат от удара, что смял бы их. Крупный лохматый волк появился на столе, когда Ян загнанно обернулся; он замолотил широкими и черными, как у Падших, крыльями, визжал и выл, а потом ринулся на гвардейцев с ужасающей быстрой, разевая пасть, клацая ей. Фамильяр мага — сам Мархосиас пропал, и Белка не успела о том предупредить, он ушел через изнанку, это Ян почувствовал по перезвону нитей. Снаружи кричали и стреляли. Пули будто бы соскальзывали по шерсти зверя. С саблей наперевес Ян помчался на волка, заслоняя собой солдат, вкладывая в точный мощный удар все, что терзало его душу. С другой стороны подскочила такая же отчаянная и смелая фигура; Вирен — точно он, пальнувший пару раз по основанию крыльев, и вонзивший клинок зверюге в грудь. Как и Ян — отражение его…

Сабля прошла, не встречая никакого сопротивления — шерсти, толстой кожи, мяса, мышц… Проскользнула. И волк сгинул, как сгинул прежде и Мархосиас, его призрачный двойник, выставленный ловушкой, чучелом, набитым соломой. Пораженные воскрешением, новым явлением убитого фамильяра, они не успели задуматься и спохватиться.

Ян заорал в голос, кидаясь на стену, бросил под ноги зазвеневшую саблю, занес руку, задымившуюся мраком, что терял очертания тонкопалой кисти, вдарил, оставив глубокую вмятину в каменной кладке. Боли он не чувствовал. Припадка его хватило всего на несколько мгновений, и Ян обернулся к солдатам.

— Нам попался изворотливый враг — что ж, ладно, — позвякивая словами, как кольчугой, которой он укрыл кипучую ярость, произнес Ян. — Вы видели — его возможно ранить, он не неуязвим, а такой же демон, как и все мы, только заигравшийся древней магией.

— Куда он ушел? — растерянно вопросил Вирен. — Вырвался из имения…