Читаем Анархия в мечте. Публикации 1917–1919 годов и статья Леонида Геллера «Анархизм, модернизм, авангард, революция. О братьях Гординых» полностью

Вместе с тем, в своих трактатах и вопреки заявлениям героя из страны мечты, Гордины не просто сами учат, не только подробно аргументируют своё неприятие современной науки, они и сами строят новую неаристотелеву логику, отвергая правило исключённого третьего. Это логика «чистого отрицания»: «Мир не произошёл и не не произошёл. Мир и происхождение не соотносительны. […] Мир необъясним и не необъясним. Мир и объяснение несоотносительны… Мир преобразуем и пересоздаваем и создаваем посредством Техники»175. И так же, как представления Гординых о природе отталкивались от переворота в современной науке, их отнюдь не наивные логические упражнения, как кажется, выдают знакомство с новой трактовкой логики в работах Фреге, Пеано, Уайтхеда и Рассела, и, конечно, с той логикой эзотеризма, которая в лице Петра Успенского так повлияла на футуристов и их наследников. Успенский также отбрасывал правило исключённого третьего, но по схеме «и…и», а не гординского «не…не».

«Страна Анархия» сильно отличается от сказки о Почему: в её мире слову «почему» нет места, ибо в нём нет причин и следствий, нет науки, нет и объяснений. Но «утопия-поэма» содержит и то, о чём братья говорили в написанных сообща книгах, от «Младочеловека» до манифестов Союза пяти угнетённых и пананархизма, и очень многое из того, что скажет в своих «планах Человечества» создатель языка АО.

Братья обращаются к мотивам, общим для всей эпохи модернизма, как для её науки, так и многих художественных поисков, насквозь утопичных по мотивировке. Они как бы подчёркивают эти мотивы, облегчают их узнавание.

Мы уже говорили, что читая Гординых, часто думаешь о Хлебникове. «Анархия в мечте» ещё больше убеждает об этом. Влияние Хлебникова на Гординых кажется очевидным, хотя стихи Гординых несут отпечаток скорее Северянина. Но вряд ли случайна параллель Бэоби и «Бобэоби пелись губы», а значение имени «Человечество – Я», – в точности повторяет хлебниковское «Юноша Я – мир». Создаётся впечатление, что построение языка АО Вольф Гордин начинал с изучения звуковой игры Хлебникова. Живущие и подвижные пейзажи в стране Анархии, её время-пространство воспринимаются очень по-хлебниковски. Именно Хлебников канонизировал для авангардистского мышления культ изобретателей. Гордины в этом отношении – его прямые ученики, даже если были у них и другие источники.

Нас интересует, как циркулируют идеи в культурной среде. Мы обнаруживаем, что между энергетизмом Гординых, Богданова и Гастева возникает резонанс. ЛЕФ, театр Мейерхольда, другие представители «левого искусства» берут от Пролеткульта понятия «энергетики», «биоэнергетики», «биомеханики». Но и «социотехника», и «биотехника», и «биоэнергетика» уже в 1918 году появились у Гординых. Повторим: их роднят с пролеткультовцами, с одной стороны, принципы энергетизма, вошедшие в кровь и плоть теории Богданова, а с другой, стремление к регламентации: жизнь в Социотехникуме должна стать более планомерной, более нормированной, «чем даже в социалистическом государстве»: человечеству для его счастья необходимы свободно принятые «полюбовные», «вечно текучие» правила176.

Пролеткультовские каналы далеко распространяют идеи анархистской утопии. Мы полагаем, что именно таким путём с этими идеями мог познакомиться Андрей Платонов. У него встречаются почти буквальные совпадения с мыслями Гординых. Как бы повторяя или проверяя слова человека из страны Анархии о том, что «в этом мире нечего понимать», герои ранних платоновских рассказов говорят: «оттого мы ничего не знаем, что и узнавать, должно, нечего» («Волчёк», 1920); «Ходил он по земле и пел молитвы голубой траве и всякой трепещущей, дышащей твари, живущей один день, радостной и кроткой, познавшей всё, ибо нечего тут познавать» («Тютень, Витютень и Протегален», 1922). В «Рассказе о многих интересных вещах» (1923) учёный из «Опытно-исследовательского института по Индивидуальной Антропотехнике» разъясняет: «Для прививки человеку целомудрия и развития, отмычки в нём таланта изобретения – я основал науку Антропотехнику». «Отмычкой таланта» изобретения в человеке занимался, как мы знаем, гординский Социотехникум.

Сопоставим, наконец, два отрывка:

Можно открыть язык мира, язык Вселенной, язык земли, язык деревьев, и тогда они вас поймут и сделают то, что мы у них просим…177

Такая высшая техника имеет целью освободить человека от мускульной работы. Достаточно будет подумать, чтобы звезда переменила путь… Я уверен в успехе техники без машин. Я знаю, что достаточно одного контакта между человеком и природой – мысли, чтобы управлять всем веществом мира178.

Перейти на страницу:

Все книги серии Real Hylaea

Похожие книги

10 гениев науки
10 гениев науки

С одной стороны, мы старались сделать книгу как можно более биографической, не углубляясь в научные дебри. С другой стороны, биографию ученого трудно представить без описания развития его идей. А значит, и без изложения самих идей не обойтись. В одних случаях, где это представлялось удобным, мы старались переплетать биографические сведения с научными, в других — разделять их, тем не менее пытаясь уделить внимание процессам формирования взглядов ученого. Исключение составляют Пифагор и Аристотель. О них, особенно о Пифагоре, сохранилось не так уж много достоверных биографических сведений, поэтому наш рассказ включает анализ источников информации, изложение взглядов различных специалистов. Возможно, из-за этого текст стал несколько суше, но мы пошли на это в угоду достоверности. Тем не менее мы все же надеемся, что книга в целом не только вызовет ваш интерес (он уже есть, если вы начали читать), но и доставит вам удовольствие.

Александр Владимирович Фомин

Биографии и Мемуары / Документальное
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное
Достоевский
Достоевский

"Достоевский таков, какова Россия, со всей ее тьмой и светом. И он - самый большой вклад России в духовную жизнь всего мира". Это слова Н.Бердяева, но с ними согласны и другие исследователи творчества великого писателя, открывшего в душе человека такие бездны добра и зла, каких не могла представить себе вся предшествующая мировая литература. В великих произведениях Достоевского в полной мере отражается его судьба - таинственная смерть отца, годы бедности и духовных исканий, каторга и солдатчина за участие в революционном кружке, трудное восхождение к славе, сделавшей его - как при жизни, так и посмертно - объектом, как восторженных похвал, так и ожесточенных нападок. Подробности жизни писателя, вплоть до самых неизвестных и "неудобных", в полной мере отражены в его новой биографии, принадлежащей перу Людмилы Сараскиной - известного историка литературы, автора пятнадцати книг, посвященных Достоевскому и его современникам.

Альфред Адлер , Леонид Петрович Гроссман , Людмила Ивановна Сараскина , Юлий Исаевич Айхенвальд , Юрий Иванович Селезнёв , Юрий Михайлович Агеев

Биографии и Мемуары / Критика / Литературоведение / Психология и психотерапия / Проза / Документальное