Анархия в мечте. Публикации 1917–1919 годов и статья Леонида Геллера «Анархизм, модернизм, авангард, революция. О братьях Гординых»

Первое высказывание принадлежит гиду по стране Анархии, второе – герою платоновского «Эфирного тракта» (1926–1927). Их объединяет взгляд на технику, мечта о технике без машин.

Говоря о близости к Хлебникову, необходимо отдельно подчеркнуть то, что явно у Гординых, в частности, в «Стране Анархии», а у поэта-будетлянина долго ускользало от исследователей, то, к чему здесь мы уже несколько раз подступались: связь с эзотерическим наследием, с каббалой. Чего стоит идея трёх оккультных сил, которые движут миром. Многие исследователи признают роль каббалы, арифмологии, звуковых заклинаний в формировании художественного миросознания в модернизме, авангарде, позднем авангарде. Исследователи открывают и в платоновской прозе связи с эзотеризмом¹⁷⁹.

Вот первые строки одной из важнейших поэм Александра Введенского:

Няню демон вопросил —няня сколько в мире сил.

Отвечала няня: две,обе силы в голове¹⁸⁰.

Эти строки читаются как пародия гординских сил. Но многое из того, что начинает звучать у Введенского или у Хармса как пародия, разворачивается в метафизику. Мы не будем затрагивать этих вопросов, они составляют отдельную область – обэриуты и эзотерика, обэриуты и логика; их следовало упомянуть, чтобы не оставлять разрывов в нашей сети взаимосвязей.

В лице Гординых мы имеем дело с экспертами каббалистики. Уже шла речь о числовой символике их центральных понятий, об их преклонении перед словом, родственное реализму русской «философии имени», считающей слово силой, действующей в мире (философии, имеющей, вероятно, те же древние гностические корни).

Мы читали кое-что о каббале Исаака Лурии¹⁸¹

; нам стало казаться, что восприятие мира у Гординых иногда вдохновляется лурианской концепцией мира, особенно в области практики, человеческих поведений и общения. Лурия считал, что особо составленное питание обеспечивает больше, чем здоровье, – обновление тела; он учит вегетарианству. Возьмём другой пример: шаббат в толковании Лурии. В шаббат евреи не работают, отмечая день отдыха после шести дней творения; шаббат связывает мир человеческой действительности с миром божественного. У Лурии же шаббат – это не только отдых для человека, это и отдых мира природы от человека. Неделание человека позволяет природе восстановить силы, совершить «исправление себя», «тиккун». Более того, тем самым шаббат становится моментом предвкушения исправления мира, частицей будущего совершенства. Нам представляется, что у Гординых неделание мотивируется именно этой идеей исправления природы и мира.

Мы стремимся свести в перспективу, заданную писаниями Гординых, наблюдения, которые делались в разное время. Эта работа неожиданно открывает возможность для нового сопоставления: в фокусе появляется «сам» Малевич. Есть некие характеристики, которые связывают его с общим контекстом модернизма и авангарда. Именно таков энергетизм. Малевич не только говорит об «энергиях живописного полотна», об «энергийных силах», о формах, которые происходят «от интуитивной энергии, преодолевающей бесконечное»¹⁸²; из идей энергетизма вырастает экономическое пятое измерение его супрематистского миростроения («экономическое» в смысле оствальдовского «энергетического императива», экономии сил человечества, которая позволяет упорядочить хаос мира). Таково новое алогическое вос- и пересоздание мира, понимание знания как стихийного, иррационального, интуитивного умения: такого рода «неопримитивизм» отличал многих художников и мыслителей эпохи. Но между системами или учениями Малевича и Гординых есть и более конкретные совпадения. Так, творческое преодоление «ничего» (Nihil) у Гординых очень похоже на малевичевскую метафизику нуля форм. Преклонение перед «деланием» как «техникой» в статьях Малевича из «Анархии» напоминает Гординых.

Если художник-дикарь изображал дерево и старался подойти к его совершенной копии, то техник срубал его и творил из него стул, лавку, строил дом.

В искусстве изобразительном нужно было следовать подобно технике, тогда мы избегли бы подражания и не было бы искусства подражания, а было бы искусство творчества. […]

Творчество техники окончательно вырвалось из кольца горизонта, оно твёрдо идёт по своему пути и сокрушает все препятствия природы: пространство приспособляя для своих новых птиц, зверей-машин и т. д…¹⁸³