Можно, конечно, сказать, что культ делания восходит к годам футуризма, что Малевич разделяет его с Хлебниковым, что он сроден с вещизмом; это верно. Но верно и то, что в словаре Малевича – причём в самом, пожалуй, знаменитом его философском опыте «Бог не скинут» (1920), появляется неизвестный раньше термин – «техникум». Комментаторы говорят о том, что Малевич наполняет слово своим, особым смыслом, что у него оно обозначает «“мир техники” (так сказать, “технический универсум”)»184
. Но это не проясняет ни источника, ни метафизики термина, вполне открыто заявленной в таких выражениях, как «Божеский техникум»185. След мистического пантехницизма Гординых, след Социотехникума здесь, на наш взгляд, проступает вполне отчётливо.Близки по внутреннему наполнению постулат утопистов из страны Анархии о ненужности труда и о творчестве как развлечении и знаменитая «похвала лени» Малевича. Художник называет лень «действительной истиной человечества», поскольку «всякий стремится избавиться от труда и стремится к блаженству». Цель в том, чтобы «вся мысль не затруднялась в работе над проникновением в таинство природы явлений», чтобы «все явления природы сделались прозрачными». Тогда человек придёт к состоянию «великого совершенства», которое
…может стать для него вечным состоянием […] в нём будет прекращена жизнь, ибо не будет борьбы, а жизнь это есть преодоление […] достигая вечного состояния ясновидения и знания, человек выведет себя из жизни в высшее начало, когда вселенная вращения тайн станет полнотою его завершения…186
Об избавлении от труда как цели человечества Малевич мог, конечно, прочитать в «Похвале лени» Поля Лафарга. Но нам кажется, что мистический пафос его питается и другими источниками. О связях творчества Малевича с культурой еврейской среды Витебска уже говорят; каббалистические толкования его картин раньше делались любителями187
, можно надеяться, что в исполнении специалистов они вскоре станут общим достоянием историков; первые шаги уже сделаны.В теме «Малевич и каббала» есть и другой поворот. О возможной связи «Чёрного квадрата» с «чёрным квадратом» тфилина писал Леонид Кацис188
. О рождении «Чёрного квадрата» сказано много, но кроме общей отсылки к умозрительности миропонимания Малевича и духовности его идеальных форм, его генеалогия мало прояснена189. Нам не удалось найти даже упоминания о Уолте Уитмене, который воспевал «Божественный квадрат»190, и которого, как мы помним, перевёл и рекламировал как «анархического художника» Чуковский. Мы хотим сказать, что, как у Родченко, но совершенно по-своему, малевичевская семантика чёрного цвета учитывает и чёрный цвет анархизма. Конечно, Малевич мог и без Гординых, без участия в анархистской газете проникнуться той же символикой цвета, из тех же эзотерических источников, которые питали весь модернизм 1910-х годов. Но интересно, что его квадрат, ещё чёрный в начале 1918 года – «Мы острою гранью делим время и ставим на первой странице плоскость в виде квадрата, чёрного как тайна…»191, – в этом же году, пройдя через фазу красного, становится белым. Известны объяснения самого Малевича о белом супрематизме; но, кроме всего прочего, не ощущается ли в этом превращении и та мечта, которая определяет диалектику цветов анархизма в отрывке Гординых, названном «Чёрное и белое» и напечатанном в «Буревестнике» в конце 1917 года?Встаю. Подхожу к окну.
Куда исчезла грязь? […]
Хрустальная кисть великого белохудожника выбелила весь грязный свет в один белый флаг.
Мир – один белый праздник. […]
Очевидно, всё ещё по-старому. […]
«Кто против буржуазии, пусть голосует за список 4».
Стало быть, есть ещё буржуазия. Стало быть, ещё собираются соглашательствовать в учредительном собрании, учредить неучредимое.
Сразу померкло в моей душе. Белое задёргивается чёрным, мрачным. […]
Но побелеет ли город? […] При Всеанархии. Тогда…
– Тогда чёрное знамя станет белым192
.Анархистская мотивировка перехода чёрного в белое проскальзывает и в таком зажигательном призыве Аббы: