Анархия в мечте. Публикации 1917–1919 годов и статья Леонида Геллера «Анархизм, модернизм, авангард, революция. О братьях Гординых»

Для наших поисков силовых линий взаимодействий в культурном поле модернизма фундаментальное значение имеет факт, что про «биоэнергетику» в то же время стал говорить Алексей Гастев. Он писал: «Техноэнергетика должна идти рядом с биоэнергетикой и, может быть, одна другую вызывать»¹¹⁵

. И заявлял, что биоэнергетика позволит «постоянное биологическое совершенствование, биологические починки и переделки человека». Так мог писать Вольф Гордин. Деятели Пролеткульта проводили установку на тотальную технизацию, которую реализовал Гастев в рамках ЦИТа, Центрального Института Труда. Это позволяет прямо сопоставить Социотехникум и ЦИТ – параллельные проекты техноцентрического титанического переустройства страны, общества, индивида, труда. Оба утопичны, но на очень разной основе. Между ними налицо принципиальная разница: у Гордина нет машинно-заводской мистики, столь характерной для поэтики и политики Пролеткульта, нет рациональной геометризации мира, нет подавления «рабочей единицы», по выражению Гастева, в пользу коллектива и эффективности труда, нет командного принципа, на которой строится гастевская методика, и которую прекрасно выражает название цикла его стихов, который печатался в газете «Анархия»: «Пачка ордеров».

Нужна отдельная работа для того, чтобы сделать контрастный анализ того, как и что о технике писали Гордины и Гастев. Нам кажется очевидной резонансная обратная связь между ними. Даже оформление гординских брошюр черпало, насколько позволяли средства, из той же полиграфической эстетики агитационных листовок, что более поздние манифесты ЦИТа (и страницы «Лефа»).

Связывают Гордина и Гастева и идея всеобщей техники, и культ, общий для всего авангарда, а для Гастева особо важный, изобретательства, без которого не может быть хорошей работы, энергетизм, и наконец – футуро-конструктивистский пафос левого искусства.

Этот пафос концентрируется в словах теоретика Лефа Сергея Третьякова о «новом типе» человека-работника, силы которому даёт ненависть.

Основной ненавистью этого нового типа должна быть ненависть ко всему неорганизованному, косному, стихийному […] Отвратителен дремучий бор, невозделанные степи, неиспользованные водопады, валящиеся не тогда, когда им приказывают, дожди и снега, лавины, пещеры и горы. Прекрасно всё, на чём следы организующей руки человека…¹¹⁶

Призыв целиком в духе Гастева. Но ведь и Гординых отличало неприятие естественного, отвращение к природному. И они отсылают к организационным усилиям человека, направленным на преодоление зависимости от природы. Гордины, однако, восстают против рационализма, который для футуро-конструктивистского авангарда (Татлин, Родченко, теоретики Лефа и их союзники) составляет костяк представлений о мире. Гордины же близки к мистико-интуитивистскому крылу. Их поразил антирационализм Штирнера, Ницше, интуитивизм Бергсона и в то же время потряс переворот в науке на рубеже ХІХ и ХХ веков, означавший для многих крушение материализма и разумно построенной, незыблемой картины мира. В гординском отрицании современной науки, в провокационном лозунге «Ни Бога, ни Природы», украшающем публикации Социотехникума, в отказе от природного мира в пользу мира целиком преобразованного, мы видим и знакомство с той новой картиной мира, которую такие современные учёные, как Эрнст Мах, строили вне понятий субстанции и причинности на основе эмпирических ощущений. Энергетизм, увидевший мир как текучесть энергий, наука, которая сегодня разрушает то, что было научной истиной вчера, воспринимается как потрясение устоев; об этом пишет Василий Кандинский: