Асафетида

«Черная смерть», которая в период с 1346 по 1352 гг. уничтожила, по разным оценкам, от четверти до половины населения Евразии, продолжала напоминать о себе отдельными вспышками по всему континенту. За двадцать лет, что предшествовали сожжению ведьм в Пскове, город пережил три эпидемии — одну страшнее другой. Регулярные «знамения в солнце» и «знамения в луне» сулили впереди еще больший ужас. В те же годы бурей сорвало крест с Троицкого собора, а в небе явилась «звезда хвостата».

В лето 1411 г. на Радоницу в соборе Иоанно-Предтеченской обители Иисус Спаситель сошел с древней византийской иконы и возвестил бывшим там инокиням, что Небесный Отец наслал на город вековой мор в качестве кары за волховство, коим безмерно прельщены псковитяне. Господь раскаялся, сотворивши сей нечестивый народ, уже исчерпал запас суровых остережений и теперь готовит мор моров, от коего быть граду пусту. Чтобы избежать этой участи, псковичам надлежит собрать вместе всех псковских ведьм и сжечь их в православном храме заживо по особому обряду из Библии. Так указал инокиням явленный Иисус.

Псков в те годы еще относился к Новгородской епархии, куда и отправили гонца, чтобы передать слова пророчества. Тамошние владыки встретили новость без воодушевления: сослались на заповедь «не убий», отсутствие в Библии слов о каком-либо похожем обряде и известное малоумие инокинь вообще и иоанно-предтеченских в частности.

Но многие из горожан поверили инокиням. На вечевой площади они стали призывать спасти город, но их тут же завечали сторонники новгородского митрополита. Тогда они решили действовать тайно.

Среди тех, кто требовал сжечь ведьм, был единственный священник, настоятель храма Василия на Горке. Для ритуала он готов был пожертвовать собственной церковью. Заранее выбрали ночь. Люди врывались в дома по всему Пскову и волокли ведьм к деревянному храму на холме рядом с болотом. Большинство из женщин, которых привели к нему, священник отпустил за недостатком улик, и так обреченных осталась ровно дюжина. Из собравшихся он был единственный грамотный, и потому сам прочел молитвы и возжег пламя от церковной свечи. Спустя два года на месте проклятого пепелища был воздвигнут нынешний белокаменный храм.

— А сколько всего текстов записал Малиновский? — Спросил Точкин, когда собеседница закончила свой рассказ.

— Восемнадцать преданий и один заговор на старославянском языке, который по-своему уникален для русского фольклорного свода.

— Чем именно?

— Его адресат — князь Черный Владимир, один из, образно выражаясь, «краснокнижных» персонажей народной русской культуры. Не считая записей Малиновского, имя Черного Владимира встречается всего в нескольких быличках, которые собрали экспедиции в XIX веке в Новгородской и Архангельской губерниях. Литература упоминает также песню, текст которой не сохранился.

Единственная публикация по этой теме — статья доктора Вратова в одном из номеров «Советского славяноведения» за 1987-й год. Любопытно, что Вратов выводит князя Владимира Черного из числа региональных персонажей, вроде олонецкого духа Святке или псковского Морского кота, и называет его общеславянским богом зла, аналогом библейского «князя мира сего»: недаром «Владимир», или, по-древнему, «Володимер» означает буквально «владеющий миром».

Еще в домонгольской Руси его культ был вытеснен культом другого князя Владимира — Святославича по прозвищу Красно Солнышко, причисленного к лику православных святых. Возможно, причина забвения так же в том, что имя Черного Владимира, как и медведя, например, старались из суеверия не произносить вслух и заменяли эвфемизмами: «ляхой», «игрец», «ненавистник», «нечистый», или просто «черный».

— Имя ему легион, — делает заключение Точкин.

— Именно так. Кстати, как движется ваше следствие? Говорят, в поджоге замешана какая-то женщина или девушка?

— Этого пока я сказать не могу.

— Да-да, понимаю, вы не имеете права ничего разглашать.

Когда Велесов передавал ей амулет, то сказал только, что предмет может быть каким-то образом связан с гибелью их студента. Пометка «л-т Точкин» рядом с телефонным номером сбила ее с толку. Николаю приходится объяснить, что к полиции он имеет самое косвенное отношение, а расследование его носит частный характер.

Еще до того, как Лемминкяйнен попрощалась с Точкиным, на кафедру вернулась пожилая профессор Полистовская: экзаменационная консультация у нее закончилась. Зашел, поздоровался и уселся за свой стол доцент Андрей Валентинович Велесов. Закончив разговор по телефону, Ольга Борисовна достает из ящика стопку студенческих курсовиков по народной культуре.

На обеде она надевает пальто и идет в кафе-кондитерскую через дорогу. На улице тепло, дождь кончился, уже светит солнце. С рассеянной улыбкой на губах молодая светловолосая женщина шагает по площади Ленина, но напротив бронзового Ильича вдруг встает как вкопанная.