Напуганные псковичи поминали крест, сбитый то ли ветром, то ли молнией с Троицкого собора в конце декабря. Случились и новые знамения, вроде ночного явления Богородицы двум монахам маленькой Мирожской обители: говорили, что Божья Матерь держала в ладонях черную птицу — символ скорби и запустения. Информацию тут же опровергла епархия, но вскоре и само опровержение удалили с официального сайта.
Николай узнал из беседы с Лемминкяйнен, что от новой болезни, по слухам, скончалась студентка-пятикурсница. Попрощавшись с институтской преподавательницей, он сразу набрал Любимова и стал спрашивать про эпидемию. Тот резко оборвал, что разговор не телефонный и пообещал заехать вечером, но не заехал. Не объявился он и на следующий день.
Посягать на жизнь Николая в его квартире больше не пытались. Невидимая и непрошеная гостья вела себя мирно, и лишь порой то в одном, то в другом углу слышался негромкий шорох. Ворон рычал в ответ. Пожертвовав здоровым ежедневным двадцатидвухчасовым сном, пушистый рыцарь взял в привычку делать регулярные обходы владений. На раненого хозяина он поглядывал снисходительно.
Дождь прокладывает на кухонном стекле мокрые дорожки. Сумрачный день больше похож на вечер. На коленях у Точкина Уголек открывает один левый глаз, но тут же закрывает его снова и погружается обратно в свои ленивые кошачьи сновидения.
Из открытой форточки доносится мужской голос:
— Лорд! Лорд!
Точкин поднимает глаза на окно и замечает силуэт хозяина в проеме подъезда дома напротив. Пес со стороны помойки нехотя плетется на зов и исчезает во мраке подъезда. Промокший, он кажется еще чернее обычного.
Точкин уже почти закончил чаепитие, когда на дорожке перед домом остановился автомобиль УАЗ-469 «Козел» цвета «хаки» с тонированными стеклами. Николай через оконное стекло впился взглядом в машину.
Капот «Козла» украшает жирная надпись:
IНЦI
На обеих дверях, которые видно Точкину из окна, такой же белой краской намалевано во всю высоту по православному кресту. Брезентовый тент испещрен какими-то письменами.
На его глазах дверь спереди отворяется и выпускает наружу пожилого водителя. На груди поверх старого тулупа у него надет священнический золотой крест с самоцветами. Не отходя от машины, старик щурится, чтобы прочесть табличку с номерами квартир, и уверенным шагом идет к подъезду.
Испугавшийся спросонья пронзительного звонка домофона, Уголек перепрыгнул с колен хозяина на кухонный стол и бросился наутек. По пути он опрокинул на клеенку недопитую кружку чая.
Когда Николай отворил дверь, гость без приглашения ступил в узенькую прихожую.
— Архип Иванович, — представился он с важностью в голосе. — Целитель.
Словно в ответ на эти слова, прямо из воздуха за плечом Николая брызнул жутковатый девичий смех. От самоуверенности
На лестничной клетке гость машинально схватился за свое наперсное распятие с драгоценными камнями.
— Что там у тебя?! — От неожиданности он сразу перешел на «ты».
— Женщина, — таинственным голосом проговорил Точкин.
— Гнать надо! Давно?!
Николай принялся отсчитывать дни. Колдун сник. Зайти в квартиру он больше не решился.
Уже на лестнице целитель обернулся к Точкину:
— Разговор у меня к тебе нарочитый есмь. В машине ждать буду.
Николай вернулся на кухню, вытер пролитый чай, досыпал сухого корма, проверил воду в двух кошачьих мисках, закрыл форточку и погасил свет. Перед самым уходом он зашел в ванную и на всякий случай сунул в карман опасную бритву из зеркального шкафчика над умывальником.
Командирские часы на руке показывают 14:25. Точкин в подъезде запирает дверь и спускается вниз. К УАЗу колдуна он движется по дуге, огибая грязное озеро на асфальте.
«
— Залазь, — спереди открылась пассажирская дверь с тонированным окном.
На приборной доске перед водителем составлен целый иконостас, и не китайская пластмасса из церковной лавки, а настоящая старина: Святая Троица — покровительница Пскова, Богоматерь, два Николы Чудотворца, равноапостольная княгиня Ольга, еще несколько из местнопочитаемых святых. Забравшись в салон, Николай снимает с головы фуражку и осеняет себя крестным знамением.
Колдун глушит радио, которое настроено на разговорную волну. В салоне пахнет ладаном, перегаром и, едва уловимо, человеческим дерьмом. Николай поворачивает голову назад. Там сидят двое. Увидеть их прежде Точкину помешало затонированное стекло.