Асафетида

«Образ Божий я отвергаю,Кот, да пес, да вран мне в поруку,Отвергаю дар Его бренный,Ветхость имя емуже да тленье.Тя молю, всея плоти княже,Утешителю, Душе правды,Напои мя животной водицей,

Прескоромным попотчуй яством,Иже везде сый, исполняяй вся,Даждь живот зелый неоскудимый.

Вдруг пассажиров качнуло. Машина накренилась на правый бок и заглохла. Колдун снова завел мотор и несколько раз выжал педаль газа. «Козел» ревел как медведь, но не мог вырваться из западни.

Когда Точкин открыл пассажирскую дверь и ступил наружу, земля под его сапогами протяжно застонала. Он расчистил ногой слой мха и нащупал скользкое затопленное бревно.

— Гать проклятая, — услышал Николай скрипучий голос.

Колдун несколько раз посигналил, чтобы разбудить помощников. Сонные, они один за другим послушно выбрались на холодный воздух из салона, где печка работала на всю мощность. У кого-то из двоих клацали челюсти.

Точкин оббежал автомобиль, подал Архипу Ивановичу руку и помог выйти.

— Благодарствую, Николай!

— Можно просто «Коля», — вполголоса прошептал Точкин и почувствовал, что опять краснеет.

Лопатой — та была еще в комьях сырой земли — помощники колдуна стали крошить бревно и рыть подкоп, который сразу же заполняла болотная жижа. УАЗ бесполезно буксовал. Николай предложил нарубить веток, но топорика с собой не было.

«Беззубый» первым поднял глаза на багажник:

— Сдюжит?

— Сдюжит, — немного подумал и одобрил идею начальник.

С куклы размотали полиэтилен, и приладили ее в яму. От навалившихся сверху полутора тонн железа дерево заскрипело, но, к всеобщей радости, не треснуло.

«Козел» весело газанул. Колдун за рулем одобрительно крякнул. Тело протерли какой-то тряпкой, снова закрутили в пленку и привязали к крыше. Дальше они ехали сквозь болотистый лес уже без происшествий до самого пункта назначения.

Машина остановилась на дворе одинокой избы без окон. Первым наружу снова вышел Николай. Ближе к дому горел костер, в неровных всполохах которого двигались гигантские птичьи тени. Своим обликом птицы напоминали то ли лебедей, то ли гусей, но ростом были не меньше, чем со страуса. Отпихивая друг друга и то и дело вступая между собой в короткие стычки, птицы клевали какой-то продолговатый предмет на земле.

Точкин понял, что это такое, когда подошел ближе и присмотрелся. На волосатую мужскую ногу был надет серый носок с дыркой на большом пальце. Птицы отщипывали от нее клювами куски плоти вместе с кожей.

Одна из птиц заметила пришельца, вперевалку бросилась к нему и с огромной силой клюнула в грудь. Николай устоял, но шинель лишилась пуговицы, которая была тут же проглочена прожорливой тварью. Следующий удар намечался в голову. Он приготовился защищаться, закрыл лицо руками и выставил локти вперед, но тут на выручку подлетел Архип Иванович. Стоило ему хлопнуть в ладоши и затем чудно́, по-звериному, гаркнуть, как птица сердито захлопала крыльями и отступила. Точкин подобрал упавшую на землю фуражку и с нежной благодарностью в глазах посмотрел на своего спасителя. Колдун улыбнулся ему в ответ и быстрым шагом пошел обратно к машине.

— Заходи, служба! Чаво гуменцо студишь? — Голос прозвучал со стороны избы. В дверном проеме стояла косматая старушка. Из двери за ее спиной пробивался мерцающий желтый свет.

Лейтенант натянул на голову фуражку и пошел к двери. Издали в полутьме Точкину казалось, что старуха улыбается ему, но, когда он подошел ближе, то понял, что ее огромные безобразные зубы просто не помещаются во рту и все время торчат наружу.

— Там у вас гуси человека едят, — ответственно сообщил он хозяйке.

Та в ответ ухмыльнулась:

— Чаво дали, то и едят! — Из груды рваного тряпья, в которое в несколько слоев была завернута старуха, торчали две голые руки с кривыми нестрижеными ногтями.

Точкин еще раз обернулся поглядеть на жутких пернатых и через сени вошел внутрь. Света в избе не хватало. Несколько чадящих светильников освещали только середину помещения, но в углах было темно.

Половину избы занимала низкая глиняная печь на основании из сложенного без раствора известняка. Николай заметил дремавшего на ней кота, и посчитал, видимо, что приключений с местной фауной ему еще недостаточно. Он подошел к печи, протянул руку и почтительно погладил зверя:

— Кис-кис-кис.

Кот разлепил сонные глаза, с усилием изогнул рот, отчего его морда приняла совершенно человеческое выражение, и тихо, но отчетливо послал Николая по матери.

Точкин охнул, отшатнулся и грохнулся пятой точкой на утоптанный земляной пол. Сидя, он поднял руку, чтобы перекреститься, но вдруг забыл, как это делается. Рука так и осталась беспомощно висеть в воздухе перед его лицом.

За спиной раздался ужасный хохот. Он вжался в пол и зажмурился, но потом почувствовал, как кто-то помогает ему подняться.