Асафетида

Николай уселся обратно за стол и придвинулся поближе к Архипу Ивановичу. Обглодав тонкую косточку, профессор сплевывает на тарелку коричневый ноготь и утирает рот платком. Архип Иванович, который всё это время вяло ковырял свой кусок, отставил половину угощения недоеденным. Лицо у него было в эту минуту мудрое и печальное. Рядом с этим зрелым мужчиной Николай чувствовал уверенность, но в то же время и желание защитить его — такого тонкого, хрупкого, ранимого.

Место исчезнувшей посуды на столе заняла деревянная кукла в человеческий рост. Для начала тело расчленяют при помощи тупого ножа, и Николай, хотя сам не чужд физическому труду, тут же натирает мозоль. Он пожалел, что не захватил из дома своего инструмента, но колдун объяснил, что со своим нельзя. Заповедный волшевий нож не получится ни купить, ни изготовить самому, но можно только взять в обмен на услугу у другого колдуна. О первоначальном их происхождении не сообщалось.

Когда поперек распилили туловище, Николай не сдержался и пересчитал кольца: их оказалось ровно двадцать. Работа давалась с трудом. Отсыревшее тело крошилось под нажимом тупого лезвия из древнего булата. Первый крест удалось вырезать Архипу Ивановичу из бедра. Точкин попробовал повторить с другой ногой, и у него получилось. Следующая заготовка сломалась. Николай взялся за ягодицу.

Едва за столом началась работа, профессор шагнул к дальней лавке, докуда почти не доходил свет, и в буквальном смысле растаял во тьме. Его бабушка всё это время вымешивала в горшке сернисто-желтое зелье и ежеминутно пробовала его на вкус. Деревянная ложка до дрожи противно шкрябала о ее зубы.

Плотничали почти ночь напролет. Когда распятия были готовы, старушка сложила их в котелок с зельем, поставила в печь и подкинула еще поленьев. Коту стало горячо. Он соскочил на пол и с недовольным видом направился в сторону Николая. С расширенными от ужаса зрачками Точкин уставился на наступающую бестию, но зверь даже не удостоил его ответным взглядом, прошествовал мимо стола в угол избы и следом за Эхтом скрылся во мраке.

Дерево, когда его достали из кипящей жидкости, оказалось покрыто твердой желтоватой глазурью, а на ощупь — гладким и неожиданно холодным как лед. На каждый из крестов навязали бечевку. При пересчете изделий оказалось, что их тринадцать, а не двенадцать, как было нужно. Лишний крест Архип Иванович сунул к себе в карман, а остальные сложили в полотняный мешок. На улице Николай заботливо подхватил нетяжелую ношу и взял колдуна под руку.

Уже возле машины за их спинами раздался ехидный возглас:

— Не староват ты, батюшка, для таких фокусов?

Оба обернулись. Колдун промолчал.

— Любовь, Николай, опасная штука, — Фридрих Карлович теперь обращался к Точкину. — А порою и злая. Сегодня огонь — завтра лед. Вы прожили столько лет в одиночестве, и вот, кажется, что, наконец, своего человека встретили. А вдруг, он и не ваш вовсе, а чей-то еще? Например, мой? Легко обжечься. Психологов я не признаю, но позвольте кое-кого другого посоветовать. Прекрасный специалист. Лучше не найдете! — С этими словами он вручил ему визитную карточку, на которой шрифтом с вензелями на фиолетовом фоне было отпечатано:

НАТАЛИЯ ЗАБОЛОТСКАЯ

привороты, отвороты, снятие порчи с чрева и мужского органа

— Выкинь, — скомандовал знахарь.

Точкин послушно бросил визитку на землю. Эхт криво усмехнулся.

— Приятно было познакомиться. Еще увидимся, — прощаясь, он пожал Николаю руку, и на обратной дороге к бабушкиному домику вдруг затянул густым оперным басом:

Ваши пальцы пахнут ладаном,А в ресницах спит печаль.Ничего теперь не надо нам,Никого теперь не жаль.

— А люди где? — Спохватился Николай, когда колдун уже завел мотор.

— Какие-такие люди? Пожарщики, что ль? Так их бабушка у себя оставила. Али я не сказал? Подсобят пока суд да дело, дровишек сколоть, сальца стопить для светильников, тяжко ей с домом ладить, зело ветхая.

Точкин понимающе закивал.

«Козел» ехал по лесу. Уж начинало светать. В мешке на опустевшем заднем сиденье постукивали друг о друга деревянные распятия. Из динамика запел Вахтанг Кикабидзе:

Я часто время торопил,Пускай я денег не скопил,Мои года моё богатство.

Шепчу «спасибо» я годамИ пью их горькое лекарствоИ никому их не отдам,Мои года моё богатство.

Водитель с раздражением выключил магнитолу.

— А Всеслав Брячиславич — это древний князь Полоцкий? — Спросил Точкин.

— Он самый, — ответил колдун.

Николай читал о нем в каком-то историческом романе. Правнук Владимира Красно Солнышко и княжны Рогнеды, Всеслав Брячиславич по прозвищу Волхв запомнился летописцам не по-человечески долгим княжением и умением по нужде превращаться в волка.