Асафетида

— Этот Архип Иванов… Иванович, то есть, их разозливший, — он ведь знакомый ваш? Тот, с которым вы вместе кресты делали? — Оторвался от письма удивленный Велесов. — Вы его действительно иголкой заколоть собрались?

— Отчего же! — Точкин выпятил свою щуплую грудь колесом. — Заколю гадину скверную! — После этого он склонился к самому уху доцента и одними губами прошептал: — Маневр это тактический, не беспокойтесь.

Ответное послание прикрепили к дверце холодильника единственным бывшим на ней магнитиком в форме памятника Тысячелетию России и подписью: «Новгород».

Грохот упавшего стула заставил вздрогнуть Точкина с Велесовым. Хозяйка дома поднялась с места и направилась к холодильнику широкой резкой походкой. Кошка наверху зашипела и попятилась задом.

НЕТ

— Нацарапала женщина карандашом поверх письма, прижимая листок к белому металлу свободной рукой.

— Ну, на нет и суда нет, — пожал плечами Точкин.

Перевода не потребовалось. Две половинки с хрустом разломленного карандаша полетели прямо ему в лицо. Николай увернулся и этим только больше разозлил противницу. Женщина схватила за край обеденный стол, неимоверным усилием подняла его над собой и обрушила на голову Точкину. Андрей Валентинович бросился на подмогу, но был сбит с ног страшным ударом кулака в висок.

Она дернула на себя ближайшую кухонную дверцу и принялась с остервенением вышвыривать на линолеум содержимое шкафа. Под ноги полетели терка, набор разноцветных губок для посуды, точильный брусок, старые ухватки, новые ухватки, пакет трубочек для коктейлей. Звонко брызнула осколками единственная остававшаяся в доме ваза. Следом за ней на пол упала и раскололась хранимая зачем-то до сих пор крышка от супницы, разбитой еще по осени — и, конечно, не без участия кошки.

Среди осколков на линолеуме оказалась коробка из-под миксера, а за ней — и сам миксер. Когда на лицо бывшему в обмороке доценту приземлился тостер, от новой боли тот пришел в себя и ухватил супругу за щиколотки. Валясь на пол, женщина успела вцепиться руками в посудный сервант. Шкаф грянул оземь с оглушительным звоном.

В какой момент в женских руках оказалась газовая зажигалка для плиты, Андрей Валентинович не заметил. С нескольких щелчков ей удалось высечь огонь и поджечь доцентову бороду. Велесов завопил, хлопая ладонями по бороде. Кошка подползла к краю холодильника и с азартом наблюдала за представлением: вечер наконец задался.

Когда Николаю наконец удалось выбраться из-под тяжелой столешницы, он сделал бесноватой борцовский захват сзади и сунул под нос старинную ладанку. Из двух фигур на деревянном кругляшке одна принадлежала святому Никите Бесогону, а другая, что поменьше, — субтильному чертенку, которого Христов воин скорее символически, чем жестоко, охаживал плетью.

Обмякшее тело Ольги Леонидовны повалилось на руки Точкину, но у него не хватило сил его удержать. Андрей Валентинович на карачках подобрался к супруге. Та лежала в беспамятстве. Муж осторожно потряс ее за плечи, потом влепил мягкую пощечину. В ответ раздался стон, но глаза не открылись.

Николай подал доценту очки, которые слетели от удара. Тот нацепил их и нашел среди осколков мобильник с треснутым стеклом:

— «Скорую» вызову.

— Не беспокойтесь, это у нее от переживания обморок, — попытался отговорить Николай.

— Нет, я все-таки вызову, — настоял Андрей Валентинович и набрал «03».

Черно-белая кошка спрыгнула на пол и шаг за шагом обследовала кавардак на кухне. Оказавшись перед Николаем, она с любопытством обнюхала ему брючину. Точкин наклонился и почесал ей между ушей.

— Господи… — Пробормотала хозяйка, которая только сейчас пришла в себя. Муж сидел рядом с ней. Он не решился ее перекладывать, лишь приподнял голову и положил к себе на ногу как на подушку.

Когда Николай по разгромленной кухне стал пробираться к выходу, доцент попытался его задержать:

— Подождите хотя бы врачей. Пускай вам голову тоже осмотрят.

— А у меня с головой в порядке всё, — широко улыбнулся Точкин, приподнял помятую фуражку и провел ладонью по совершенно гладкому, не считая рубцов, черепу. Удар не оставил на нем даже синяка.

Солнце давно закатилось, но от тысяч горящих окон во дворе было светло как днем. Машины заезжали внутрь одна за другой и занимали места на парковках.

Когда Николай выбрался из жилого массива на Коммунальную, час пик уже сошел на нет. Со стороны городской больницы доносились сирены «скорых». Навстречу по дороге ему попалась большая семья: стройная дама с мужчиной, пара детей и нестарые еще дед с бабушкой — все шестеро в одинаковых масках из аптеки. Небо разъяснилось впервые за несколько суток. Над гигантским зданием гипермаркета «Империал» висела желтая луна.

Дома в подъезде пахло чужаками, на лестнице были накиданы окурки. Точкин остановился на площадке между этажами, достал из кителя опасную бритву и переложил ее в карман шинели.

Двое поджидали его возле квартиры — и поджидали давно, судя по тому, что привалившийся к двери мужчина уже посапывал. Напарница на корточках набирала сообщение в телефоне. Услышав шаги, она обернулась на лейтенанта.