От звука мобильного у себя в кармане Николай вздрогнул. Архип Иванович звонил справиться о Ермолаевых. Точкин пересказал ему сцену, которой только что стал свидетелем, и попенял на себя, что ничего не предпринял, хотя наверняка мог бы, имея на руках заговоренную ладанку. Колдун успокоил его и пообещал снарядить назавтра экспедицию получше.
К тому времени, когда у Николая снова зазвонил телефон, трупы уже увезли. На связи был доцент Велесов. Куда-то торопившийся, он сообщил, что минуту назад получил еще одно послание от Варвары: она писала, что
Николай, обрадованный, тут же принялся строить план:
— Мне послезавтра ваша помощь понадобится. Как переводчика.
— Извините, не смогу, — сухо раздалось из трубки в ответ. — Я в Печоры уезжаю.
— Когда?
— Сейчас.
— Так поздно? — Удивился Точкин.
Велесов промолчал.
Попрощавшись с доцентом, Николай набрал Андрея Любимова и прослушал несколько длинных гудков. У Тани Любимовой телефон был отключен. Он посмотрел на циферблат своих командирских часов и решил, что звонить позже будет уже неприлично.
Теперь безо всякой цели Николай смотрел в окно. В хрущевке напротив один за другим гасли желтые квадраты окон. Соседи расходились по домам. Когда последние голоса во дворе затихли, из подвальной щели выскользнула серая, как все — ночью, диковатая бродячая кошка. Прижимаясь к земле, она добежала до угла дома и одиноко растворилась во мраке.
4. Серебро
— Гэрэушники-то говорят, что вирус рукотворный!
— Да брехня! У Татьяны моей подруга — медсестра в «областной». Сказала, что и возбудителя еще не нашли. Не факт, что вообще вирус.
— Ничего не брехня, Андрюх! Пограничный регион. Почему эпидемия дальше города не распространяется? Только внутри радиуса…
— Биологическое оружие второго поколения. Не слышал, что ли, Любимов? — В разговор вклинился и перебил старлея-хозяйственника майор с седыми казачьими усами. — Есть информация, что на Украине на людях проводили испытания. Я удивлен, почему еще повышенную боевую готовность не объявили.
— Да у нас всегда так. Дождемся, как в 41-м, — проговорил неизвестный Любимову офицер, перед этим выпустивший клуб дыма в пространство уличной курилки за углом штаба.
Прицелившись, Андрей отправил окурок в урну и едва заметно усмехнулся:
— Вы, Григорий Иванович, реально считаете, что коров к нам из-за границы подкинули?
— Каких коров?
— В смысле, каких?! Из детского парка! Вы сами же на этом месте вчера рассказывали, как наши эрхабэзэшники бактериологические пробы поехали брать, а менты их в свой ангар не пустили!
Несколько лиц повернулось в сторону капитана Любимова. Все смотрели с недоумением, и только радист Петров подал неуверенный голос:
— Я тоже что-то про коров слышал. Это же в церкви вроде?
— В церкви. В детском парке, — подтвердил капитан, морщась от боли в спине.
Андрей попятился, привалился к кирпичной стене штаба дивизии и достал из пачки вторую по счету сигарету.
Когда он получил ранение на Северном Кавказе, то собирался комиссоваться и поискать что-нибудь на гражданке, но знакомый майор предложил ему должность в штабе. Андрей посоветовался с женой и остался служить. Перед тем, как выйти на новую работу, ему пришлось перенести несколько хирургических операций, но один осколок снаряда, совсем небольшой, врачи так и не вытащили у него из позвоночника.
В куртке заиграла мелодия из старого детского мультика. Он вспомнил о пропущенном от Точкина, который видел еще дома с утра, но так и не перезвонил. Андрей потянулся за телефоном и снова вздрогнул от боли.
— Да, Коля?
— Андрей, привет! — Звонко раздалось из трубки. — Помнишь, мне тетя Маша, мамина подруга, диван забесплатно отреставрировать обещала у своего знакомого?
— Помню, — соврал Любимов. — Выкинуть тебе этот хлам пора. Забесплатно. Я тебе на день рождения лучше новый подарю.
— Да ты что говоришь такое! Пружины заменишь — он еще лет тридцать прослужит! Ты завтра на грузовике не подъедешь?
— Никак. У Валеры солдатиков только в пятницу взять смогу.
— Не надо солдатиков! Дядя Коля, тот, что сосед через этаж над нами, с сыном обещали помочь. Я уже договорился. Главное — грузовик. Только до одиннадцати утра надо успеть.
— Ну хорошо, — без особого воодушевления согласился Любимов и прислушался к гулу машин в трубке. — Ты не дома, что ли?
— В хозяйственный ходил, — схитрил Точкин, который в это время стоял на крыльце банка на Рижском проспекте и щурил глаза, чтобы разглядеть номер подъезжающего к остановке белого «Мерседеса».
В кармане у него лежала резиновая перчатка, куда он только что запихнул похудевшую пачку купюр вместе с небольшим серебряным слитком. Слиток был немного похож на пряжку его армейского ремня. Вместе с эмблемой банка на благородном металле были выгравированы четыре девятки, обозначавшие пробу.